Филипп Обретённый - Милые мальчики

А время все идет. Уже пора домой. Грустно от этого. Федя обнимает меня на прощание, и мне приятно обнять его в ответ.

Я вышел из подъезда. Вокруг снова все бесконечное и холодное. И такое грустное. Как ноябрь. Как эти дни. Я бы хотел вернуться назад. Почти до слез. Но я не привык плакать. Я знаю, что чувствовал.

Я стоял на остановке и радовался этому вечеру. Потому что он был немыслимо прекрасным. Этот ритм жизни, которым я живу в последнее время, этот гул автострады мыслей в моей голове сегодня на несколько часов угасли. Мне впервые за долгое время было очень хорошо. Поэтому нечего грустить.

Я ехал обратно, снова среди темноты и тысячи разноцветных огней. Слушал музыку и почти дремал. Думал о том, что происходит. То, что я испытывал, то, чего уже давно не было, можно было объяснить одним словом – «влюбленностью». Вся эта нежность к Феде, спокойствие, почти эйфория из простых чисел – все вызвано влюбленностью. Возможно, я и раньше это знал. С первой нашей встречи. Но я не думал, что пройдет два года и чувство останется. К чему я это?

Многие утверждают, что вся влюбленность – это лишь сексуальное влечение, что всеми нашими чувствами к другим людям управляет дедушка Фрейд. Но сегодня я убедился, что нет. Такие чувства, которые я испытываю к Феде, являлись ко мне лишь дважды до этого. Все остальное – да, это Фрейд. Я это проходил. Я знаком с этим. Но здесь иное. Есть секс, сексуальное влечение, желание обладать, вожделение. Наверно, часто из этого рождаются отношения, брак и так далее и тому подобное… А есть что-то другое. Оно правда похоже на огонек. Разных цветов. Федин, например, небесно-голубой. Но это не потребность, не влечение сексуальное. Это нежность в самом чистом виде. Когда хочется сесть рядом, обнять и говорить, говорить целую вечность. Или молчать. На вершине мироздания, оставив мироздание в стороне.

Но я не тешу себя надеждами. Я не подросток, к счастью. Я все-таки не настолько наивен, чтобы надеяться на реалистичность этих чувств. Я знаю, что они не взаимны, как и большинство таких чувств. Знаю, что, даже если и взаимны, ничего из этого не получится, кроме боли для обоих. И, даже если и получится, я уеду через год, а он останется здесь. А я не верю в расстояния, особенно те, что не имеют временного ограничения. Слишком все это нежно, чтобы быть правдой.

Обо всем этом я думал в автобусе. Это, конечно, неважно. Все это пройдет. Но нужно радоваться. Радоваться, потому что, когда ты можешь чувствовать подобную нежность к другому, ты еще жив, ты еще не умер внутри. А мне, как это ни смешно, в свои двадцать один уже казалось, что все позади. Глупо, наверно.

Я хочу с ним видеться. Я не хочу ничего портить признаниями, нервами, слезами и тому подобным. Я хочу наслаждаться нежностью при виде его. И не вешать ему на шею камень из моих чувств и мнимой ответственности. Нужно радоваться. Радоваться огням, которые светят в темной пустоши. Это приятное открытие для меня, новый взгляд. Поэтому я даже не считаю эту запись какой-нибудь любовной записью. Это манифест радости и гимн свету, который есть в жизни.

Завтра все это будет казаться бессмысленным и ненужным, пафосным и инфантильным, чересчур эмоциональным. Ведь ничего интересного в этом вечере не было. Просто посидели, попили какао и чай, поговорили, пофотографировались. Но это неважно.

Зачем я это записываю? Наверное, затем, чтобы помнить. Потому что некоторые вещи проходят, незаметно растворяются в прошлом и перестают иметь значение. У всего такой конец. Написать, записать – значит создать иллюзию того, что прошлое живо. Даже если уже не для тебя.

2019

Диалог

Lamb – Gorecki

– … Я всегда был таким. Во всяком случае, сколько себя помню. Однажды в детстве родители отправили меня на несколько дней в лагерь с классом, чтобы я с кем-то подружился. В результате я целые сутки просидел в шкафу, и меня никто не мог найти. Мама с папой беспокоились об этом моем свойстве характера. Особенно мама. Она очень сильно любила меня. Так сильно, что больше, наверное, и невозможно. Я так часто слышал слова «Я тебя люблю», что они совершенно потеряли для меня смысл. Лишились какого-либо значения. А Ира постоянно требовала от меня этих слов. И я говорил их. Зачастую ничего не чувствуя. Я могу повторять это хоть каждую минуту. Мне не составит это труда. Ни капли. Но Ира не могла этого понять…

– Ну, это неудивительно, что тебя любят. Ты так красив… Мне кажется, еще ребенком ты был настоящее чудо… А у тебя… Не может это быть связано с генами?