Владимир Ситников - Чёрный квадрат с махоньким просветом

– Смотри-ка, похож, – удивлялись они, заглядывая из-за чёрных спин на Антошкину руку.

– Меня нарисуй, – скинув чёрную робу, попросил Лёнька Афонин, обнажил покрытую татуировкой грудь. За три ходки накопилось наколок уйма. Чего там только не наплетено: и змея какая-то, и орёл, и всякие клятвенные слова. Лёньке хотелось, чтоб он был на портретике не только похожим, но и могучим, и чтоб не было видно беззубый рот.

– Неужели такой урод? Не похож, – возмутился он, увидев себя. И даже подбирался порвать бумагу, но его остановил Мишка:

– Как не похож, похож! Будто в зеркале. Ты просто себя давно не рассматривал. Тюрьма не красит, – успокаивал Афонина Хаджи-Мурат.

Кому-то хотелось выслать Антонову работу домой и те просили, чтоб лица у них были бодрыми. Обитатели в камере менялись часто. Одних уводили, чтоб отправить в колонию, на их место приводили других. А с теми, кто был «долгожителем», признакомился Антон. Об этих знал, кто на чём попался, кто-то сам открывался, похваляясь своей «доблестью» в воровстве и грабежах, а кто-то стыдился этого. Прилипло к ним с Мишкой прозвище «угонщики», хотя олигарх продолжал назвать его Малевичем.

Поскольку был Лёнька Афонин постоянным сидельцем, знали многие всю его подноготную. Первый раз сесть должен был Лёня ещё в 17 лет, поскольку провинился тогда. Позвали его с матерью к соседу на свадьбу. Пришёл, выпил и забузил Лёнька. Его выставили за дверь, чтоб не мешал веселью. Тот обиделся, застучал в окошко, чтоб пустили. Мать жениха приблизилась к тёмному ночному окошку, чтоб рассмотреть, кто стучит, а Лёнька взял да и лупанул палкой по стеклу. Осколок попал хозяйке в глаз. Надо было Лёню судить, но вину взяла на себя его мать Маруся, боявшаяся, что пропадёт сын в тюряге. Отсидела четыре года Маруся за сына, а потом уже Лёня самостоятельно стал садиться за свои провинности. В основном за воровство, потому что, пожалуй, ничего, кроме как воровать, он делать не умел да и воровал, пожалуй, не так искусно, как иные. В основном лазил по садовым домикам, забирал железо ну и, конечно, припасы, не увезённые вовремя.

Одному воровать несподручно, вот и подбил Лёня однодеревенца Лёвку Утробина, совсем ещё мальчишку. Совершенно беззубый дылда Афонин в тюрьме был своим человеком, так как садился регулярно после полугода вольной жизни. По дому не тосковал, перед женой раскаиваться считал лишним. Играя в карты, жульничал и поэтому не хватало у него двух десятков зубов. Вставлять искусственные протезы не хватало времени – снова забирали в отсидку. А на этот раз попался за то, что придумал новую «специализацию» – стал выколачивать деньги из соседок-пенсионерок.

– Зачем старухе деньги? – удивлялся он.

Был ещё мечтатель Альберт Конкин, который занимался поиском кладов, ходил по урочищам – местам бывших деревень с прибором, который определял лежащий в земле металл. Иной раз попадётся алтын, а иной раз ржавая подкова. А проштрафился Конкин тем, что нашёл клад у соседа в подполье, когда прокладывал водопровод. Россыпь монет, выкатившихся под ноги, счёл своим достоянием и даже избил хозяина подполья, который считал, что эти деньги по закону принадлежат ему, так как его дед их зарыл в подполье. Теперь суд разбирался не в том, чей клад, а зачем Конкин избил соседа.

Эта троица любила мечтать о свободе в сослагательном наклонении: «вот если бы» и припоминала легенды о том, как когда-то какой-то студент смастерил из бензопилы вертолёт, чтоб подняться над зоной, и поднялся на вертушке, но был расстрелян автоматчиком. И, конечно, восхищал их недавний побег из вологодской, кажется, колонии, когда зек заказал вертолёт. Тот появился над колонией с болтающимся тросом. Зек успел схватиться за трос, затащили его в вертолёт, но воспользоваться свободой он не сумел, так как рано принялся отмечать удачу у своей подружки, заказавшей «вертушку».

Хвалили наперебой того жулика из Карелии, что вкопал в лесу пограничный столб и водил будто бы на границу с Финляндией заезжих туристов. Конечно, не бесплатно. Обещал через границу переправить.

– Жалко, что наша область далеко от границ, а то бы, – сожалел Хаджи-Мурат.

Демид Зверев, могучий богатырь, оказавшись рядом с Антоном, долго исповедовался, признаваясь в содеянном.

– Чего надо было? Всё было: хата – богата, супруга – упруга, а меня чёрт дёрнул. Поначалу-то не хотел отставать от других, тоже бизнес завёл. Рвал свою пятую точку – перегонял авто из Германии через Польшу. Надо успеть заработать. Мчишься – голову закидывает. Без сна. Жрал только кубики «Галина Бланка». Всякие таможни, платные дороги. Все тебя норовят обобрать. Все видят, когда шофёр пьёт, а когда слёзы льёт, им до фени. Надоело. Бросил. Пошёл в дальнобойщики. Сколько областей изъездил, а по дурости погорел у себя дома.