Илья Малыгин - Юродивый

Владимир подавил всхлип. Зачем он это делает почти каждое утро? Зачем разглядывает старую фотокарточку? Зачем держит её в бумажнике? Почему давным-давно не выкинул её? А зачем ему эти старые кроссовки, которые до сих пор так удобно сидят на ногах? Чтоб помнить кем они все были. Людьми. Настоящими.

Он бережно ткнул фото в бумажник, бумажник – в карман плаща, и вышел за дверь. По отпечатку пальца заблокировал замки. Владимир мог бы зайти в лифт и спуститься на -3 этаж, на парковку. Там стояла его машина, "форд" с электродвигателем новой модели, хотя машиной этот "вибратор" было тяжело назвать. Да и настоящим "фордом" тоже. По мнению Владимира автомобили перестали существовать с полным запретом сжигаемого топлива.

Ездил он на машине лишь при крайней необходимости и, раз уж времени ещё полно, то почему бы не поехать на метро? Весь центр стоит в пробках, это он по новостям услышал. К лифту он не пошёл, решил спуститься по лестнице. С тридцать пятого этажа долго и муторно, конечно, но неплохая разминка для его старых костей. Да и потом – кофе по утрам неплохо бодрит, но до конца его приведёт в чувства только длительный спуск.

***

Жилой комплекс считался приличным, поэтому с избытком граффити, разной степени упоротости, было только на стенах внутреннего двора, походящего на глубокий колодец, в который мог зайти любой желающий. Сквозь зубы поздоровавшись с парочкой знакомых соседей, Владимир прошёл на большую лестницу, ведущую из внутреннего двора на оживленную улицу. Там-то они его и поджидали. "Гончие" режима. "Штази" середины двадцать первого века.

Их было четверо. Три соплячки и один сопляк, немногим старше его сына, форма на них сидела комично – слишком большие и плотные бронежилеты, а на головах кургузые шлемы с прозрачными забралами. Они дерзким шагом направились к нему. Сейчас опять начнётся…

– Старый кусок расистского дерьма вышел проветрить кости? – пробубнила самая крупная из полицейских, которая была почти на голову выше Владимира. Офицер Кох явно сидела на каких-то гормонах из-за чего с каждым днём всё меньше походила на девушку. Но и на парня не становилась похожа. Так, что-то среднее.

– И вам доброе утро, офицер Кох. Знаете, оно было бы ещё добрее, если бы вы хоть один день меня здесь не поджидали.

– Рот закрой, мразь. И обращайся к Кох и всем остальным "офицерша", понял? – невысокая смуглая служительница закона по фамилии Альварес угрожающе шагнула на Владимира и положила руку на дубинку, висевшую на поясе.

Феминитивы, подумал Владимир, точно. Никак не привыкнет. Или не хочет привыкать?

– А к вашему коллеге обращаться так же? – Владимир ткнул пальцем в хлюпика, который каждый раз приходил с Кох и Альварес.

– Да, так же. Я рассматриваю себя, как женщину. Это мой выбор.

Владимир лишь хотел подшутить, а оказалось, что задал вежливый вопрос.

– Понятно. – Владимир глянул на четвёртого служителя закона, которую раньше не видел. Со смазливой мордашки из-за круглых очков и забрала смотрели глаза полные ненависти, на бронежилете приклеен многополосный малиново-красно-белый флаг. Лесба. – Господи боже.

– Тебя что-то не устраивает? – ещё более грозно спросила Альварес.

– А я всё ждал когда кто-нибудь из вас спросит. Да, меня не устраивает, что вместо того чтобы заниматься делом и ловить преступников вы почти каждое утро ловите меня здесь непонятно зачем и поливаете грязью. В Рязанской префектуре полно притонов, больше чем ты, – тут Владимир ткнул в Альварес – получаешь в месяц. Среди их посетителей и держателей полно твоих земляков. Вот кого реально надо пресовать.

Реакция не заставила себя ждать.

– Pendejo! – Альварес придвинулась к Владимиру почти вплотную, выхватив дубинку.

Телескопическая дубинка с мини-электрошокером на конце теперь находилась в паре сантиметрах от его лица. Если эта психованная (но насколько же всё-таки сексуальная) латиноамериканка вздумает пустить искру, придётся плохо. Владимир не отступил назад, как сделали бы многие рефлекторно. Даже не моргнул. На войне он перестал трястись от вещей пострашнее, чем низкорослая злобная сучка, которая возомнила себя кем-то, просто нацепив форму.

– За то что ты сделал неделю назад, тебя убить мало! Именно от таких как ты мы уже столько лет пытаемся отчистить общество.

Альварес метала глазами молнии, Кох взглядом говорила – "Ну же, врежь ему!", смазливая лесбиянка продолжала смотреть с холодной ненавистью, а "хлюпик" пытался прогнать нескольких зевак, которым стало интересно что вообще здесь происходит.