Саян З и Женя Ф. - Бурят цвета хаки

Позвонила.

Чуда не произошло. Продиктовали адрес. Недалеко. Пришла. Остановка. Час простояла. Сунули другой адрес. Туристическая фирма.

Паспорт? – Вот.

Фото можно?

Пожалуйста.

Билет на какое число хотите?

А когда можно? Только у меня денег нет.

Ничего страшного. У нас есть.

Неделю никто не звонил. Она держала телефон в кармане, никогда с ним не расставаясь. Время нужно было чем-то занять.

Рядом был фонтан. Большой, красивый, с подсветкой. Возле него всегда суетились мамочки с детьми. Она занимала какую-нибудь лавочку и читала. Иногда ходила в магазин «Либерти», через дорогу. По вечерам надолго занимала душ. Ни в детдоме, ни в деревне такой радости не было. «Почти, как в Европе».

В четверг позвонили – билеты готовы. А загранпаспорт? И загранпаспорт.

На вокзале она долго ходила по перрону. Смотрела на город. На людей. Прислушивалась к себе. Ёкнет ли что-нибудь? Позовёт ли родина?

Объявили посадку. Народ выстроился в очереди по вагонам.

Она ждала. Вдруг? Сейчас. Родина-Мать позовёт – она усмехнулась – матери у них никогда не было. А Родина? Но в душе ничего не откликалось, не спорило, не сомневалось, не звало.

– Девушка – проводник махнул рукой – Вы едете?

Она замерла. Внутри было спокойно. И грустно, что ли.

Родина там, где мы – подумала она. И шагнула в поезд.

Брат сидел в кузове вместе с остальными солдатами. Февраль в Европе оказался ветреным. Продувало насквозь. Казалось, даже берцы сделаны из тонкой тряпки. Солдаты жались друг к другу, передавая по кругу сигареты. Сейчас они были похожи на немцев, замерзающих под Москвой.

Шапки-ушанки завязаны под подбородками, сверху кое-как нахлобучены каски. Все пытаются укрыться. Кто одеялом, кто спальником, а кто в двух бушлатах.

Машина ревёт, ветер воет. Тента нет. С одной стороны дороги ветер деревья гнёт, с другой по полю снег разносит. Идёт колонна по Европе, колонна освободителей. Мерзнут освободители в неприветливой стране. Не ждут их, не встречают. Чаю горячего не нальют. Словно, и не освободители они, а гости не званные.

– Хорошо капитану, – кто-то кивнул в сторону командирской машины – сухо и тепло. Музыка играет.

– У него там и выпить наверняка есть, – Заржали.

Все разом обернулись на штабную машину. Капитан в одном кителе нараспашку торчал в телефоне. Улыбался. Молоденький водитель в тельняшке с сигаретой в руках помахал им рукой, улыбнулся. Кто-то из кузова показал ему средний палец в перчатке. Посмеялись.

На границе они были недолго. Их рота вошла в состав бурятского же батальона. Для усиления. В батальоне они пробыли три дня. Никаких совместных учений, отработки слаженности.

Загрузились, заправились и вперёд. Из всего бурятского соединения брат знал только пару солдат и Капитана. Больше никого.

И вот едут они по Европе. Дороги ровные, лес как на картинке. Деревни, как из рекламы. Как в сказку попали. Кого тут освобождать? Молочные реки и кисельные берега?

Холодно. Ветер машины насквозь продувает. Все бойцы попрятались за поднятыми к ушам плечами. Никто за обстановкой не смотрит. Глазами врага не ищет. Да и незачем. Нет тут врага. Капитан обещал, что встретят их тут с хлебом и солью. Постоят они три дня, и домой поедут.

Домой, так домой. Колонна снижает скорость. Поворот. Машины скапливаются. Бойцы головы поднимают. И видит брат, как Капитан из машины прыгает, как автомат теряет, как бежит с сумкой к лесу. Непонятно это брату, оглядывается он на товарищей удивлённо. Рукой показывает.

Ёжатся солдатики в свои куртки и одеяла и не слышат они свиста пронзительного. И первого взрыва не слышат. Только переполняется вдруг мир огнём, кусочками металла, землёй и кровью. И смешивает со всем этим солдатиков в один грязный фарш.

И вот уже летит брат из перевёрнутой машины. И все летят. И кричит он. И кричат все. И от крика этого он просыпается.

После войны оказался в госпитале. Надолго. От сестры за это время ни весточки, да и не могла она. Не знала куда звонить или писать. А в части полный бардак.

В госпитале ему показали сначала бумагу, что пропал без вести, а потом и похоронку на самого себя. Весело.

Там он целыми днями лежал, глядя в потолок. Взрослые мужики сначала подходили, спрашивали. Переживали, что он «уходит в точку». Пытались поддержать – мол, жив, мол, цел почти, молод.

Он молчал. Он не понимал ради чего, ради кого. И почему он теперь здесь лежит. На нашу страну ведь никто не нападал. Никто не угрожал. А если бы и напали, то встал бы русский народ.