Георгий Чернов - Имитация

– Да, не из приятных…

– Так, стой. Воздержись от того, что собираешься сказать дальше – мне абсолютно все равно.

Справедливости ради, я не собирался ничего говорить, но, дабы уважить старого демона, просто молча поднял перед ним рюмку и влил в себя жгущий глотку яд. Пока я продолжал безмолвно пить, сквозь алкогольный дурман мне почувствовалось, как мой живот обвивают чьи-то руки, и чья-то грудь прижимается к моей спине. Через секунду мне в шею уже впивались женские губы, а после по ней вверх и вниз заскользил влажный язык, и руки на животе начали опускаться все ниже и ниже. Тут я почувствовал под ухом резкую боль – эта мразь укусила меня острыми, как нож, зубами, чуть не вырвав кусок плоти. Я тут же оттолкнул ее от себя, и она глухо ударилась о деревянный пол. Не стал я даже поворачиваться к ней, жалкой потаскухе, однако слышал, как она начала заливаться неистовым хохотом, даже не думая подниматься.

– Зачем ты здесь? – спросил меня вдруг Леонард, ложась локтями на барную стойку.

– Что? – в недоумении произнес я, вытирая платком выступавшую на шее кровь.

– Ты приходишь сюда уже вот… сколько? Два года? Три? И зачем? Ты не похож на этих, – он кивнул на кого-то за моей спиной, но я по-прежнему не оборачивался. – У тебя какие-то другие пороки. Однако же ты здесь. Но ты не трахаешься. Не заигрываешь. Даже не смотришь. Ты, по всей видимости, фригиден. Но тем не менее ты все еще здесь. Что заставляет тебя из раза в раз приходить в эту дыру?

– Не знаю, – с долей волнения отвечал я, не понимая, к чему клонит этот демон.

– Что я вижу? Абсолютно потерянный в себе упырь? Ты уж меня прости, но я первый раз вижу такое жалкое создание.

– Если бы я…

– Получал по доллару каждый раз, да-да. Это не отменяет твоей никчемности. Дай угадаю: ты не принадлежал тому миру, пытаясь всеми силами из него уйти, и, попав в этот, тоже не нашел себе места. Знаешь, почему ты сюда приходишь? Потому что я такое же ничтожество, как и ты, верно?

– Вовсе нет.

– Да прекрати это притворство. Мы оба прекрасно все понимаем, – он вдруг задумчиво дотронулся до спиленного рога. – Мы оба лишь жалкие слуги Сатаны. Оба мы, как и все остальное отребье здесь собравшееся, не имеем для Него никакой цены. Расходный материал. Я уже вижу тебя в Его клетке. Ты идеально впишешься в его интерьер. И знай, что когда ты там окажешься, где-то рядом буду и я, торчать трофеем из стены, словно тупая оленья голова. Все там когда-нибудь оказываются. Такие, как ты и я, Ему не нужны.

– Как демон может сидеть в клетке рядом с упырем?

Он засмеялся.

– То, что я говорю с тобой, упырем, уже низводит меня до твоего уровня. Я пал ниже некуда, когда Сатана сверг меня сюда. Скажи мне, как демон может вести разговор с такой мерзостью, как упырь, и при этом наоборот не находиться с ним в той же клетке? Это все равно, что тебе разговаривать на равных с пылью. Один раз поговорив, ты будешь жить в этой пыли и никогда уже от нее не отмоешься.

Тогда, захлебываясь в пьяном бреду, я действительно не верил происходящему. Демон говорит с упырем, наливая ему водку. Да еще и несет какую-то чушь. Тут у меня начал мутиться рассудок. В глазах стало темнеть. Впервые за те три года он решил со мной заговорить, и в этот момент я и правда осознал, что подобен ему. Что вижу, как стою за этой стойкой, унижаясь, словно цепной пес, чтобы получить кость и не получить при этом плетью по спине. И тогда я подумал, что, быть может, так оно и должно быть. Я служил всю свою жизнь, что себя помню. Я служил в детском доме, повинуясь то воспитателям, то другим детям, давившим авторитетом, служил в армии, служил после, когда собирал долги и убивал ради своего прежнего босса, и служу теперь новому, после своей собственной смерти. Я обречен прислуживать. Обречен вечность лизать чей-то сапог.

– Да и какая мне цена как демону, если уже даже такие твари, как Константин, не годящийся мне в прежние времена даже в грязь на копыте, ни во что меня не ставят? – продолжал он, и сквозь розовый свет здешних ламп я увидел усталость на его лице.

Константин. Тот еще грязный ублюдок. Из всех упырей этот был самый злобный и отвратительный. Он умер где-то шестьдесят лет назад, в шестидесятые годы. В газетах его прозвали «Вурдалак», что символично. Прозвали его так, правда, не за то, что он был одним из самых жутких и уродливых маньяков того времени: за его преступления ему присвоили высшую меру, расстреляли и хотели кремировать, однако накануне кремации его труп, который лишь на ночь оставили в холодном морозильнике центрального морга, куда-то пропал. Испарился. Куда же он делся? Я думаю, вы и так понимаете. Его бес-напарник, тоже та еще мразь, не мог – а точнее не могла – позволить такому ценному материалу превратиться в пыль. Было бы сложно его восстановить.