Андрей Скабичевский - Плещущийся

– Иваныч, а давай по приколам?

Приколами Костян называл иностранные спиртные напитки или коктейли. В моменты пьяной «дерзости» он внезапно осознавал, что жизнь проходит, а он так и не пожил как нормальные люди. В случае Логунова жизнь «нормальных людей» означала всего лишь потребление крепких напитков, которые пьют герои зарубежных фильмов и сериалов. Он уже водил бригаду в неполном составе (Паша, естественно, пропускал по причине предварительного отключения сознания посредством водочки из трактира «Маргарита») пробовать мартини в бар «Сказка», который находился недалеко от районного исполкома. Логунову нравился Джеймс Бонд, не конкретно кто-то из актеров бондианы, а сам образ уверенного, сильного мужчины, которого боятся враги и в которого влюблены все женщины. Поэтому приведя в бар «Сказку» Щавеля и бригадира Кобчика, он громко закал три мартини, не забыв добавить «взболтать, но не смешивать». Бармен, с первого взгляда понявший социальный и интеллектуальный уровень заказывающего напиток Бонда, естественно, не стал заморачиваться с приготовлением коктейля Веспер или Грязного мартини, а просто налил в коктейльную рюмку первого попавшегося вермута, густо посыпал сахаром края бокала, предварительно смазанные лимоном, и добавил по паре оливок. Троицу вкус напитка вполне удовлетворил, хотя бригадир Кобчик и посетовал, что для такого мужика как Бонд, напиток слабоват. Вкусовые рецепторы у них уже были забиты трехчасовым полосканием водкой в трактире «Маргарита», но все мысленно поставили себе галочку «выпить мартини, как Джеймс Бонд – выполнено!». Ощущение прикосновения к культовому персонажу кинематографа Костяну понравилось и в моменты алкогольной «дерзости» его всегда тянуло попробовать новых напитков и новых ощущений.

– По хуёлам, – пусть и пьяный, но ответственный бригадир Кобчик продолжал поражать коллег своим поэтическим даром, – завтра на работу, ’мля.

Аргумент был весомым, но жажда приключений пересиливала. В итоге бригада приняла соломоново решение: бригадир Кобчик едет домой, а Костян с Гоменюком едут в бар «Сказка» в поисках приколов. Щавель не удержался, обнял бригадира на прощание, но тот, на удивление, не рассердился по обыкновению, видимо, Серегино увольнение чиркнуло его по сердцу, а дал младшему коллеге напутствие:

– Не бзди, ’мля! Все буде хорошо, ’мля!

И пыхтя папиросой в уголке рта, зашагал на автобусную остановку. Костян с Серегой, держа Тихохода под руки с обеих сторон, ждали своего трамвая. Первым подошел ТРИНАДЦАТЫЙ.

– Давай дождемся четырнадцатого? – попросил Щавель.

– Какого хрена? – Костян, вцепившийся в подмышку постоянно заваливающегося, как Пизанская башня Тихохода, начал заводиться.

– Ну, так. Просто, – Сереге неудобно было признаваться в собственных суевериях.

– Короче, не хочешь – не едь, – озлобленно поставил вопрос ребром Логунов.

Щавель подумал секунду и рассудил, что, во-первых, ему ну о-о-очень не хочется вот так заканчивать вечер – волна добра и теплоты требовала еще больше жидкости, а во-вторых, все, что могло с ним сегодня случиться плохого – уже случилось. Коллеги занесли Пашу в полупустой вагон, усадили на свободное заднее место, где и оставили, полностью доверив его дальнейшую судьбу полной красноносой кондукторше, а сами сели рядышком возле средней двери.

Через полчаса они уже были на нужном месте. Смеркалось. Курить в баре не разрешалось, и Костян решил перекурить возле входа в бар. Возле самого бара «Сказка» на стульчике сидела пожилая цыганка, с большими золотыми серьгами, в цветастом платке, накинутом на плечи, длинной черной юбке и при этом босая. В руках цыганка держала картонку, на которой черным маркером без знаков препинания был указан весь спектр производимых ею услуг: «ГАДАЮ НА ТАРО КУПЛЮ СЕРЕБРО». Что такое таро Гоменюк не знал. Подумал, что это, скорее всего, какая-то кофейная гуща. Бывает же чай каркаде, наверное, есть и кофе таро. Цыганка, увидев, что Серега смотрит в её сторону, начала свой обычный цыганий маневр издалека:

– Молодой, сколько времени?

Серега полез в карман за мобилкой. Зарядка мигала последним ненадежным делением. Сфокусировав зрение на расцарапанном экране, он, уже не пытаясь перевести увиденные цифры в двенадцатичасовой формат, ответил как робот:

– Двадцать – сорок две.

– Молодой, дай сигарету, – абсолютно игнорируя предыдущую поступившую информацию, цыганка продолжила плести свои сети.