Алексей Рыбин - Черные яйца

А в сущности, зачем?

Леков играл «Весну священную». Всегда любил эту вещь. Сегодня он играл ее строго, без причуд играл. Так, позволил себе несколько вольностей. Из моцартовского «Реквиема» пару фраз вставил. Ну и из иного – так, по мелочи.

Скучно. Так, блин, скучно. Давным-давно.

Да и на этом отбойном молотке разве что путное сыграешь?

Во, новое лицо нарисовалось. Сейчас мы его встретим. Во-от так, небольшой импровизацией в фа-диез миноре.

Вахтанг застыл в дверях. Шеф всегда любил отрываться «по полной». За те четыре года, что Вахтанг провел с Вавиловым, он, кажется, напрочь уже утратил способность удивляться. Гулял Владимир Владимирович широко. Медвежья охота, яхты, вертолетные экскурсии, разгромленные ресторанные залы – все было. Но всегда было то, что Вахтанг называл про себя так: шик.

Здесь шика не было. Напрочь.

Дешевый номер, бодяжная, ларечная водка. Тяжелый запах «Беломора». Старая бомжиха в кресле. Шлюшка, из самых дешевых. Мужик с опухшим лицом, храпящий на диване. Еще один, гопник с гитарой в руках. Одна нога на журнальном столике, вторая попирает полураздавленную сардельку, упавшую на пол с грязной тарелки. Лопнувшая кожица с обрывком нитки, вылезшая начинка.

И – Владимир Владимирович, с лицом, измазанным кетчупом, с лацканами пиджака, умащенными майонезом. С брюками, усыпанными пеплом.

– О, Ваханг, дарагой! – Шеф наконец сфокусировал на своем шофере разъезжающиеся в стороны зрачки. – Мы... – Владимир Владимирович глубоко задумался.

Вахтанг терпеливо ждал.

Шеф взял с тарелки последнюю оставшуюся сардельку, тоскливо поглядел на нее, надкусил и бережно положил назад.

– Мы едем, – наконец сказал он. – Да.

– Мы? – вопросительно поднял черные брови Вахтанг. Вопрос вновь поверг Владимира Владимировича в задумчивость. С минуту он посидел, шевеля губами.

Бомж, прижав рукой гитарные струны, ехидно поглядывал на Вавилова.

И остальные тоже смотрели теперь на него. Даже спящий мужик вдруг проснулся, повернулся на другой бок и глядел, глядел, прищурившись.

– Мы, – подтвердил Вавилов. – Все... И я. – Он грозно обвел глазами номер. – Все! – сказал он еще раз.

Вахтанг кивнул. Вахтанг не любил лишних слов.

Какофоническое исполнение «Весны священной» оборвалось так же внезапно, как и началось.

У Мишунина было отличное зрение. И он увидел, как в «России» распахнулось одно из окон на восьмом этаже и оттуда вырвалось несколько точек. Точки направились прямо к нему, к Мишунину.

Только не голуби, нет!

Это были не голуби. Это были дрозды. Пропорхнули прямо над головой, сделали круг над мавзолеем, взмыли вверх, к рубиновым звездам Спасской башни, и канули, растаяли в ослепительном сиянии солнца.

Мишунин перенес вес тела с одной ноги на другую.

До дембеля тридцать восемь дней.

Алексей Рыбин

Виктор Беньковский

Ручная работа, мой друг, все это очень сложно. Обмозгуем. Короче, увидимся (англ.).

«Mortal Combat» – имеется в виду книга, новеллизация художественного фильма «Mortal Combat».

Центральная магистраль Парижа.

Но что делать. Что делать? Я не в силах этому сопротивляться. Бред сивой кобылы, но я люблю эту селянку (фр.).

Один из первых цифровых ревербераторов.

Я тебя люблю... (исп.)

Но, барин, я... (исп.)

Привет, братва! (исп.)

Понимаешь? (исп.).

Изготовитель звезд (англ.).

Здесь и далее, кроме отдельно оговорённых случаев, приводятся тексты Алексея Ионова.

Впервые песня прозвучала в исполнении Андрея Панова (Свиньи), после чего стала считаться народной.

Женщина играла с киской (фр.).

Город на Амазонке.

Нет (нем.).

Садитесь (фр.).

Главный персонаж песни Б. Гребенщикова «Гарсон № 2».

Меня же пригласили. И потому я здесь. – Но кто эти люди? Сколь чудовищны эти лица, эти морды, эти хари!.. А еще я знаю, что я молода. Этот молодой человек! Кажется, его зовут Огурец... (фр.)

Боже мой! (фр.)

Боже мой! Неужели я похожа на самоубийцу? (фр)

В одной из этих скотских школ? (фр.)

Ты меня и в самом деле за мертвую держишь? (фр.)