Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова)

Тогда я этого не понимал, — я видел только свет промелькнувших во тьме фар грузовика и почувствовал, как меня швырнуло сначала на боковую дверцу, а потом на именинный торт и на механика за рулем.

Механик распластался на руле, пытаясь выровнять машину, и свечи на торте погасли. В течение одной секунды совершенства внутри жаркого кожаного салона было темно, и наши крики слились в одну высокую ноту, в консонансе с низким утробным ревом сигнала грузовика, — и мы потеряли контроль, право выбора, цель и выход, — и мы умерли.

Сейчас мне хотелось только умереть. Я — ничто в этом мире, по сравнению с Тайлером.

Я беспомощен.

Я глуп, и всегда лишь желаю вещей и цепляюсь за вещи.

За свою мелкую жизнь. За свою дерьмовую работенку. За свою шведскую мебель. Я ни за что, нет, никогда никому не рассказывал этого, но до моей встречи с Тайлером я собирался купить собачку и назвать ее Антураж.

Вот такой паршивой может стать твоя жизнь.

Убейте меня.

Я хватаю руль и выдергиваю машину назад на встречную полосу.

Немедленно!

Приготовиться к эвакуации души.

Немедленно!

Механик борется за руль, чтобы вырулить в канаву, а я борюсь, чтобы на хрен умереть.

Немедленно! Это восхитительное чудо смерти, когда в этот миг ты ходишь и говоришь, — а в следующий ты — предмет.

Я ничто, и даже более того.

Холодный.

Невидимый.

Я чувствую запах кожи. Мой ремень безопасности скручивает меня, как смирительная рубашка, и когда я пытаюсь сесть — бьюсь головой об руль. Болит сильнее, чем должно бы. Моя голова покоится на сгибе руки механика, и, когда я смотрю вверх, мои глаза могут разглядеть лицо механика в темноте, — он улыбается и ведет машину, и в ветровое стекло я вижу звезды.

Мои руки и лицо в чем-то липком.

Кровь?

Сливочный крем.

Механик смотрит вниз:

— С Днем рожденья.

Я чувствую запах дыма и вспоминаю именинный торт.

— Я чуть не сломал руль вашей головой, — говорит он.

И ничего кроме, — лишь ночной воздух и запах дыма, и звезды, и механик, улыбающийся и ведущий машину, моя голова в его руке, — и внезапно мне совсем не хочется вставать.

«Где торт?»

Механик отвечает:

— На полу.

Только ночной воздух и усиливающийся запах дыма.

Я загадал желание?

Вверху надо мной, очерченное звездным небом за стеклом, улыбающееся лицо.

— Эти праздничные свечи, — говорит он. — Такого типа, что никогда не гаснут.

В свете звезд мои глаза приспосабливаются настолько, что я могу рассмотреть, как поднимается дымок от маленьких огоньков, разбросанных вокруг нас по коврику.

Механик бойцовского клуба жмет на газ, буйствуя за рулем в своей тихой манере, и сегодня ночью мы все еще должны сделать что-то важное.

Одна из вещей, которым мне нужно научиться перед наступлением конца цивилизации, — это смотреть на звезды и говорить, к чему я иду. Вокруг тихо, будто Кадиллак едет сквозь открытый космос. Мы, наверное, съехали с хайвэя. Трое парней на заднем сиденье отключились или уснули.

— Вы побывали на волосок от жизни, — говорит механик.

Он снимает одну руку с рулевого колеса и касается длинного рубца, вспухшего на моем лбу от удара о руль. Мой лоб опух настолько, что нависает над моими глазами, и он проводит кончиком холодного пальца вдоль по всей длине вздутия. «Корниш» попадает в ухаб, и боль будто вспухает меня над глазами, как тень от полей шляпы, опоясывающая лоб. Наш смятый капот скрипит, бампер лает и визжит в тишине, окружающей нас, несущихся по ночной дороге.

Механик рассказывает, что задний бампер «корниша» болтается на креплениях, и как его почти полностью оторвало при столкновении с краем переднего бампера грузовика.

Я спрашиваю — это сегодняшней ночью его домашнее задание по Проекту Разгром?

— Частично, — отвечает он. — Еще мне нужно было сделать четыре человеческих жертвоприношения и погрузить жир.

«Жир?»

— Жир для мыла.

«Что планирует Тайлер?»

Механик начинает рассказывать, и его слова — один в один слова Тайлера Дердена.

— Я вижу сильнейших и умнейших людей из всех, живших когда-либо, — говорит он, и его лицо обрамлено светом звезд из окна водителя. — И эти люди заправляют машины бензином и обслуживают столики.

Силуэт его лба, его бровей, спуск его носа, пластичный профиль его рта, шевелящиеся губы, — все это очерчено черным посреди звездного света.

— Если бы мы могли поместить этих людей в тренировочные лагеря и завершить их развитие.