— Куда исчез, куда? — спрашивала. — Я думала — совсем забудешь про меня, не вернешься: и мне — придется ехать одной! Ты ведь — не передумал, не передумал?
— Нет же, нет… — гладил ее по плечу довольный реакцией Благодатский.
— Ты все почти пропустил, они так пели сейчас! А где твой друг?
— Друг исчез. Придется, видимо, ехать без него…
— Ну и ладно, он какой-то — не очень симпатичный… — кривила губы Белка.
— Зато умный. Да и вообще — отличный пацан. Пацану не обязательно фотомоделью быть, — в то же время отмечал про себя самодовольно, что — не заслуживает характеристики несимпатичного. Радовался этому.
Дослушивали последнюю песню, выжидали — пока схлынет толпа послеконцертной публики и следовали в гардероб. Дорогой замечал сидевшую возле стены на корточках Эльзу: еще более бледная, чем прежде, со следами размытой от слез косметики и тускло взблескивавшей в свете вертевшихся над сценой прожекторов — недосмытой с одежды рвоты, держала она ладони у висков и выглядела крайне неважно. «Это хорошо, что она такая, когда — не со мной. А когда была со мной, держалась вполне неплохо: коротенькая истерика — всего-то делов…» — усмехался про себя Благодатский. Бросал взгляд из гардеробного предбанника — на маленький танцпол: по-прежнему в одиночестве дергалась там Леопардовская вокалистка, и рядом с нею — другие готы.
Вставали в долгую очередь, ждали. Чувствовал вдруг — легкое прикосновение к своему локтю, оборачивался: через пару готов в очереди стояла она — с маленькой девкой и серьезным пацаном, улыбалась ему. Кивала на Белку, говорила:
— Не забудь — я жду тебя!
— Да, да, конечно… — кивал и чувствовал, как третьим разом вхолостую подымается за тканью брюк его член, как часто случалось при звуках её голоса.
Видел перед собой протянутую руку и пьяную улыбку: стоял и здоровался с ним Фьюнерал: Леопардовский барабанщик. Тощий, со спутанными длинными волосами, темными кругами вокруг глаз и страшным спиртным запахом изо рта — спрашивал о концерте.
— Охуенно! — хвалил Благодатский.
— Тётя Соня… — кивал головой Фьюнерал: не сразу понимал Благодатский, что — называет так вокалистку немецкой группы, похожую на доярку.
— Да, круто пели, и звук вообще — не то, что наши или хохлы там…
— Я тебе — как гот готу скажу: они свое дело — знают. И билеты ведь дорогие были — а не жалко: ради такого. Попросили бы больше — выложили бы больше…
— Согласен, — соглашался.
— Ну так! — хлопал себя по бедрам Фьюнерал. — Тётя Соня…
Так стояли они несколько времени и разговаривали: Белка тем временем — успевала забрать свою шубу, проходила к выходу: стояла там, возле дверей и смотрела на Благодатского: ждала его.
Когда в очереди перед ним оставался последний гот, забиравший свое пальто — вздрагивал от неожиданности: видел почти прямо перед собой — сдававшую в тот же гардероб одежду — Евочку: маленькая, с полуопущенными веками и пьяным лицом — являлась она на послеконцертную тусовку: позади нее оказывались — думерша и Кавер.
В свою очередь замечала Благодатского.
Слышал тихий звук, который пропускали её губы: раскрывала глаза и тонким, дрожащим, замерзшим в холоде осенней ночи пальчиком — рисовала в воздухе неровное сердце. Смотрела пьяно и умоляюще, бросала гардеробщику — куртку, протискивалась не обращая внимания на окружавших к Благодатскому. Кидалась ему на шею, целовала в губы: не легко, а — долго и крепко: держала поцелуй, не отпускала охваченную руками шею. Тихо спрашивала с обычными своими интонациями:
— Как, ты уходишь? Останься… Я так хотела тебя увидеть, и чтобы мы с тобой поговорили и вообще… Мы так тогда расстались, я долго думала потом… Не уходи, пожалуйста…
— Нет, извини, — мягко отстранял её Благодатский. — Никак не могу. Я — не один, и мне нужно идти. Я тебе предлагал тогда телефон мой записать, ты сама отказалась…
Но Евочка — словно бы не слышала его слов: продолжала ныть:
— Почему ты мне не звонил? Я думала — подожду несколько дней, а потом мы с тобой увидимся и вообще… И поедем к тебе, ты ведь звал меня к себе, и я думала — потом… Не уходи, пожалуйста…
Казалось, что она — вот-вот расплачется. Находившиеся вокруг готы — с вниманием и удовольствием следили за происходившим: за маленькой страшненькой готочкой, пьяно атаковавшей уходившего пацана, которого ждала возле дверей выхода — другая девка. Благодатскому неприятно было их внимание и в то же время — приятно волновала встреча: не хотел казаться другим — бесценным и ненужным, бросающимся безоговорочно на любое оказавшееся в пределах досягаемости женское тело. Оборачивался и ловил её взгляд — смотрела на него, тихо улыбалась и качала головой. Взглядывал на Белку: стояла растерянная и не понимала: что происходит. Понимал: нужно заканчивать.
Читать дальше