— Они уже — заканчивают, сейчас другая группа будет… Барабанщик их, который в темных очках и фуражке, только что стихи читал какие-то: «Часу ночному не верьте», или что-то типа того там было. Кривлялся, как глупенький, — на секунду умолкала и прибавляла: — У тебя от помады след на щеке — жирный…
«Вот бля…» — ругался про себя Благодатский и касался кожи щеки — пальцами. Чувствовал. Объяснял:
— Да знакомую сейчас встретил там, а она — не может, чтобы в щеку не чмокнуть… А губы видать — сильно накрасила…
— Да, да, — кивала Белка. — Да, да… Помогу тебе сейчас, сотру…
Доставала из висевшей под мышкой короткой сумочки носовой платок, разворачивала и — краем принималась аккуратно протирать щеку Благодатского.
— Спасибо, — благодарил по окончании. — А куда девался Неумержицкий?
— Его какие-то пацаны пить позвали — он и ушел с ними…
— Понятно. Можно теперь надолго забыть о нем… Ладно, если не появится — под конец найдем и заберем с собой.
Тем временем — на сцене менялись группы: выходили два пацана: тащили под мышками — синтезаторы, и — красивая высокая девка с заплетенными косичками — длинными светлыми волосами.
— Чё-то не сильно они на готов похожи, — говорил Благодатский, рассматривая серые с острыми узорами свитера клавишников и легкую прозрачную одежду вокалистки — сквозь светлую сетку длинной рубашки видел высокую грудь, схваченную бюстгальтером. — Это, значит, и есть — хохлы!
Начинали петь: несложные песни под несложные созвучия синтезаторных звуков и подключенной где-то драм-машины, заменявшей живого ударника. Ритмично дрожали мембраны колонок, проливая со сцены на готов — музыку, под которую они качались и колыхались: обнимая друг друга и поодиночке.
— Фи, какая она — противная! — вздрагивала вдруг Белка. — Противная, противная! Дура!
— Кто — противная? — не понимал Благодатский.
— Эта! — указывала на пританцовывавшую возле микрофона вокалистку.
— А мне — нравится, и поет здорово, — не соглашался.
— Противная! — настаивала Белка.
«Э, да ты — завидуешь просто!» — догадывался Благодатский. — «Нормальное женское чувство — по отношению к другой, более полноценной самке… Она-то — высокая, и лицо у нее правильное, и волосы — лучше и длиннее… Сложена неплохо, да и поет — будь здоров. А ты — чего? Обычная девка, каких достаточно… Тут у тебя корявенько, там неровненько, ничего ты особо не умеешь — только деньги родительские тратить, да может ещё — хуй сосать: много ума и сил для этого не требуется. Вот ты и завидуешь этой — талантливой и красивой! Я это понимаю, тоже ведь вижу рядом пацанов — повыше и пошире плечами, но — не злюсь, не говорю, что они — дебилы и уроды: наоборот, восхищаюсь прекрасной формой, зная про себя — что имею талант, результаты которого смогу со временем предъявить». Так анализировал и заключал про себя Благодатский и на предложение Белки — сходить к бару: выпить, отвечал отказом: желал слушать.
— Я тогда — одна, — сообщала она, и делался видимым Благодатскому знакомый злой огонек в её глазах. Уходила и возвращалась к концу выступления — заметно опьяневшая и возбужденная. Рассказывала: с кем успела познакомиться. Сообщала:
— Видела твоего друга — с какими-то алкоголиками! Они там — пьют, ржут и танцуют в другой комнате возле бара, там тоже музыка играет…
Благодатский тем временем, пока отсутствовала, — успевал встретить Джелли и ее подружек: не сумели найти повязок со свастиками: нашили на рукава — куски материи с фосфоресцирующими молниями, похожими на значки, символизирующие повышенное напряжение, какие висят обыкновенно на дверцах трансформаторов: невысокие, разгоряченные, танцевали довольные собою готочки, и в полумраке затемненного предсценного пространства — тихими огнями светили с их рукавов зеленоватые молнии. Перекидывался с Джелли парой фраз, замечал неподалеку — удивительно бледную Эльзу: стояла, свесив безжизненно руки вдоль тела и смотрела не меняя направления взгляда — куда-то в угол сцены. Вспоминал, как знакомился и совокуплялся с ней среди ночных могил осеннего кладбища немного недель назад: надеялся, что — не узнает. На всякий случай ретировался в то место, куда как раз к этому времени возвращалась Белка.
Дожидались последнего выступления — немецкой группы: покуривая и переговариваясь. Держались поближе друг к другу: вокруг скапливалось все больше и больше слушателей и зрителей: толкались, шумели, пахли потом и распивали спиртные напитки.
Читать дальше