Тибор Фишер - Классно быть Богом (Good to Be God)

Он всегда был худым, как скелет, а теперь похудел еще больше. Но он хотя бы стал прежним иерофантом, бывшим морским пехотинцем и вообще крутым дядькой. Он протискивается среди картонных коробок, составленных в коридоре.

Сиксто продал дом, и теперь собирается переезжать. Во-первых, ему захотелось сменить обстановку, а во-вторых, переехав в другое место, Сиксто вернее избежит неловких вопросов о деньгах, буде таковые возникнут в Латинской Америке. Я вообще не представляю, что буду делать. Когда надо было кого-нибудь изничтожить, это как-то наполняло жизнь смыслом. Во всяком случае, у меня был хороший стимул вставать по утрам.

– Для человека, который умер, ты замечательно выглядишь, – говорит иерофант.

Мое воскрешение не потрясло мир. О нем знали очень немногие: Сиксто, Дидсбери, доктор Грир, Вирджиния, несколько журналистов, которых я донимал своим потусторонним переживанием. Мне до сих пор непонятно, что я сделал не так. Даже теперь раз в два-три дня где-нибудь появляются упоминания о Герте с его чудо-кружкой: в газете, в журнале, на веб-сайте. Но я нигде не встречал ни единого упоминания обо мне. Может, мне надо было пытаться сохранить происшедшее в тайне? Но, как говорится, насильно мил не будешь. Хотя обидно… Я устроил такое чудо, и никому нет до этого дела.

– Ты тоже, Джин. Замечательно выглядишь. – И я говорю это искренне, потому что оно так и есть. В основном.

– Ну, я стараюсь. Я уже старый. И от этого уже никуда не денешься. Вот говоришь, говоришь молодым, как плохо быть старым, только они почему-то не слушают – и продолжают стареть. С годами становишься сентиментальным, слезливым. Я давно не смотрю телевизор. Не читаю газет. Не хочу знать никаких новостей, потому что все новости – о том, как люди страдают. Это невыносимо, я не могу… Вижу на улице объявление, написанное детской рукой. Потерялась любимая собачка. Я вижу такое, и мне хочется разрыдаться – такой я старый. Я не смотрю даже спортивные каналы, хотя раньше очень любил. Не могу… потому что там тоже… в худшем случае кто-то ломает ногу, в лучшем – кто-то проигрывает. Даже в спорте. Он достает из кармана последний номер “В мире науки”.

– Вот только его и читаю. Наука – единственный безопасный предмет. Мюоны не плачут.

Сиксто был щедр. Теперь у меня есть небольшой капитал. Прожиточный минимум на год вперед. То есть, я при деньгах и по-прежнему – с хроническим недутом, о котором не то чтобы стыдно, но как-то не принято рассказывать посторонним. И вообще без понятия, что делать дальше.

– Нам тебя не хватает, Тиндейл, – говорит иерофант. – В смысле, в церкви. Я понимаю, у каждого свои дела. И я в чужие дела не лезу. Я не знаю, почему ты больше к нам не заходишь, но я пришел, чтобы сказать: я на тебя не в обиде. Ну, что ты стал работать на этих Фиксико. Они многих людей обманули.

Ты такой не один. Я просто хочу, чтобы ты знал: мы всегда тебе рады в Церкви тяжеловооруженного Христа. И теперь мы на семьдесят втором месте в списке самых посещаемых и популярных церквей.

Разумеется, деньги Глиста очень этому поспособствовали. В церкви установили кондиционеры. Развернули программу по привлечению молодежи. Майк открыл детскую секцию бокса, причем желающих – хоть отбавляй. “Детям нравится организованное насилие”. Иерофант проводит занятия клуба естественных наук, в основном – физики и химии (постоянно что-то взрывает). Прихожанам более старшего возраста очень понравилось воскресное барбекю, а домашние торты на чаепитиях в недавно открывшемся классе по изучению Библии удостоились многочисленных восторженных отзывов в местных газетах и помогли нескольким бывшим грабителям встать на путь истинный. Локкеты публично поблагодарили ЦТХ за помощь в лечении Эстер, которая, похоже, пошла на поправку.

– Мы уже думаем о том, чтобы приобрести здание попросторнее, – говорит иерофант. – “Храм беспредельного изобилия”, видимо, скоро освободит помещение.

– Джин, мне было приятно с тобой работать. Я у тебя многому научился, ты мне очень помог… но сейчас у меня появились другие планы.

Я боюсь, что он спросит, какие именно. Потому что я так и не смог придумать ничего убедительного. Но он лишь улыбается и уходит.

Напалм уже переехал. Даже не попрощался. Мне бы хотелось сделать вид, что меня это нисколечко не задело – и я действительно не особенно переживаю, но это всегда обидно, когда ты протягиваешь человеку руку помощи, а он этого даже не замечает. В общем-то, это хорошая тема для размышления. И я непременно об этом подумаю и проанализирую свою обиду. Но не сейчас.