Юрий Цыганов - Зона любви

Кому надо? — я так и не понял…

Ну и потянулась змейка не званных гостей: тетки какие-то невразумительные, помятые мужички, с плохими манерами. «Я — восхищен!» не сказал даже Мичурин. Ладно…

А, главное, удрать — никакой возможности! По бокам всё те же — св. Мичурин со св. Циолковским во фрунт встали — при исполнении, типа. И молчат! Причем, молчат как-то подло — набычились и в глаза мне не смотрят.

Пришлось за портвейном послать — разговорились.

— Ты эта… не думай, здесь жить можно, — говорит Мичурин.

— В принципе, космогонично, — говорит Циолковский. — Баб только много, оттого суета.

Дальше распорядитель объявляет танцы. Ангельский оркестр запиликал какую-то фривольную ерунду. Все разбились по парам. Причем опять как-то не по-людски — шиворот на выворот: Ромео с Изольдой, Тристан Джульетту склеил, и у них полный ажур. Мастер — с Левшой, а Маргарита — с блохой. Билл Клинтон, однако — с небезызвестной персоной М. Л. в центре круга заморские кренделя выделывают — рок-н-ролл наяривают, с некоторой даже эротичной пикантностью. Вся королевская чета с принцессой Дианой во главе со стыда августейшие физиономии в веера прячут: по всему видно — не по вкусу пришлась им эта звездная парочка.

Амуры же — ну, как есть, дети малые — побаловаться решили: пробили сердце Биллу здоровенной стрелой, (не стрела, натурально — оглобля!) он тут же зарделся, как маков цвет — то в жар беднягу кидает, то в холод — пал на грудь Монике и слова вымолвить не может от переизбытка чувств и понимания безнадежности положения. Не простит его Моника! А Моника и рада тому: «Ха-ха-ха, — хохочет и кричит явно на публику, — попался, красавчик! Теперь я из тебя веревки вить буду! Макраме вязать. Вот такой вот узловатый и мало приглядный предмет, может, напомнит кое-кому о наших веселеньких проделках! Ха-ха-ха!!»

Я ему крикнул тогда, не со зла, просто желая подбодрить бедолагу: «Не робей, Билл, ощипи этой курице перья!». И еще подумал, что неплохо бы посоветовать Ягодке, отправить эту пустомелю и хохотушку к трем грациям — вибрировать подальше от этих мест.

Однако, про меня вдруг неожиданно позабыли. Все орут чего-то про свое, пляшут, тосты произносят, в углу разборки уже затеяли два каких-то жлоба… А я, как одинокий дубок качаюсь… не у дел. Только во вкус вошел, только стал примерять на себе царские, так сказать, одежды, только захотел им поведать нечто сильное, нечто идущее из глубин сердца, типа, как это мы, в космических высях, у самых, можно сказать, звезд, такие отважные ребята, соединяем свои бокалы… и что? Может здесь станция «Мир» где-то поблизости летает с нашими родными обормотами на борту! А тут… никто даже в мою сторону не повернулся, как бы меня уже и нет! Обидно…

Вина, правда, было много, «пей — не хочу». А я всегда хочу…

Ладно. Напился, стал выступать. Ору буквально всё подряд, раз такое дело… раз меня никто ни в грош не ставит! Ору всё, что за долгие годы в душе накипело: «Ягодка! — ору. — Тварь я дрожащая, или право имею? Отвечай злодей! Кто меня тут царем выставил!? Балаган развел, понимаешь, комедию ломал! Царь, царь… А где дворцовые интриги? Где яд в бокале? Гертруда в предсмертных судорогах… Офелия в пруду! Где моя гвардия? Где верный стальной конь? Скипетр и Держава! Крепости! Руины городов у моих стоп! Плененная княжна! Аннексия и контрибуция! Царь-пушка… На худой конец, саблю б, какую никакую прислал, засранец! Танец с саблями танцевать желаю! Ты ж меня знаешь: я весь порыв и стенание! Огнь и вихрь!»

Однако реакции — никакой…

«Ладно, — думаю, — черт с вами! Чем тут на чужом пиру пугалом быть — лучше свое похмелье отыскать попытаюсь. Тогда уж, глядишь и подходящая сабля, и одинокая княжна вся в огне и стенании сама найдется. Что? Некому березу заломати? Ха! Плохо вы нас, москвичей знаете! Еще поглядим… что у вас тут растет…»

И я, как умел, двинул вглубь Вселенной.

То есть, пошел на свою попу приключения искать.

Ходить-бродить тут долго не принято. Не Москва, чай, — всё под боком. За угол повернул…

«Угу… всё ясно. И колер блеклый… и вид унылый».

Однако сообразил, как три раза волчком (как учили) вокруг себя крутанулся! Да… было дело — упал… оконфузился. Зато, как упал — самое настоящее «ОГО-ГО» узрел.

Болотина огромная передо мной предстала — побольше нашего футбольного поля будет, а внутри оного поля — голова Лужкова образовалась, в окружении властных структур. Она между кочек возлежит, словно восточный Мандарин среди ананасов и распоряжения только выдает, как фельдмаршал Кутузов. Из-под кепки одним глазом зырит — никто пересмотреть его не может — такой взгляд у него пронзительный. Прямо — государево око. Прямо вода выкипает от того взгляда. Ладно. Одному товарищу, значит, велит — перекрасить то, что раньше накрасили; (я ж говорил — колер не тот!) другому, вообще — Храм, красоты неописанной, как в сказке, воздвигнуть в три дня вот на этом самом месте, куда он перстом только что ткнул, и доложить его Голове в кратчайшие сроки!