Стив Айлетт: Наука убийства

И тут прилетела струя огня, естественно, как молния, и Данте заплакал бензином, вопящий человек-факел, и два пулемёта пылали в сердце инферно. Вот она, жизнь, подумал он, и огонь рычал у него изо рта.

Он обрушился на колени, и пулемёты остановились. Шелестя, как бумага, он склонился набок, и рой светлячков догорел в воздухе.

Нахлынула боль в яростной попытке найти выход. Потом он схватил руками пустоту и угас.

Что-то понеслось прочь. Всплеск силы застал Данте Второго стоящим позади бронированной стойки и наводящим ствол. Как говаривал Малыш? Стань целью, и ты не промахнёшься. Данте Второй стал стрелком, пистолетом, пулей и жертвой. Выстрел чмокнул сквозь бак Уробороса, и Терри Герион превратился в звезду, и его пылающие конечности врезались в потолок и прилипли, догорая.

Все упорно продолжали выражать идиосинкразию к кровавому побоищу, но стрельба устарела — даже Роза думала о своём, стреляя из Хеклера. Что это вообще было?

— А, мы снова в петле, Дэнни, — осознала она сердито. — Посмотри на нас. Где мы? Что мы тут делаем?

Словно они пытались бросить старую привычку — город затягивал их обратно.

Хладнокровие Данте Второго испарилось. Он увидел город как гигантского паука, с ножками, протянувшимися по всему миру, чтобы ухватить его, как яйцо. В яйце другие пауки, упакованная сверхплотность которых порождает гравитацию. Что ещё тут есть, кроме круговорота пауков? Может, привычка не в нас, думал он. Что, если мы и есть привычка, от которой мир не хочет отказываться? Безумные мысли.

Блинк нацелил мегафон за угол на танкоборова Малакоду.

— Сдавайтесь, и я забуду об этих словах.

Роза и Данте Второй поднялись, чтобы выйти, когда танк завершил корректировку схожести, повернул дуло и открыл огонь, заполнив фойе случайными, коррозийными помехами.

Карабкаясь по кабелям и стенам, как ящерица, Гарпун Спектр заполз во внешний лифт Высотки на Торговой. Гидроголовое возмущение адвоката освещало ему путь и управляло телом. Кто это стоит чертой в полумраке?

Над четвёртым этажом шахта оказалась наглухо забита. Двери лифта немного приоткрылись под нажимом изнутри. Он тихо выскользнул в коридор.

Склад крошечных пауков и больших кукол. Одна из больших кукол двигалась — у дальнего окна стоял человек. Высокий и беловолосый, он согнулся и подобрал что-то с пола. Книга, затянутая в чёрный винил. Спектр поднял курнос и двинулся к нему.

В обломках пришёл в себя убийца. Застывшая стеклянная корка, покрывшая его, хлопнула и взорвалась, когда он сел. Пробежавшись по своему классическому побудочному снаряжению, он окинул взглядом окрестности. Танк. Трупы копов. Блинк под балкой. Клочья Гериона. Тень Дэнни. А где Роза?

Он прополз через мусор к задней двери, расстегнув найденную в танке антишоковую куртку. Бредя по коридору, он оценивал повреждения! Один выстрел прорвался, но это ещё не победа. Он никогда не отступал от принципов ради кого-то — он хотел показать Розе антикуртку, словно трофей, и сказать: «Видишь, Роза, ради тебя я надел беж». Коридор резко завернул, и он врезался прямо в неё.

Что-то было не так. Он опустил взгляд, чтобы увидеть, как её армированные сталью ногти погружаются ему в грудь. Она глубже вдавила клешню, и прямо над его сердцем треснуло ребро. Она разглядывала его лицо, а пальцы её ушли глубже первого сустава. Она продолжала давить.

— Роза, — сказал он несчастным голосом.

— Прекрати, — произнёс кто-то за её спиной. Паркер заглянул туда и увидел старого доброго Дэнни Локтя, истекающего кровью из носа, ушей и души. — Этот дурень даже не на себя работает. Да, зацени курточку.

Паркер не смел пошевелить и мускулом. Он видел каждую пору на её лице. Роза стиснула ладонь, глядя ему в глаза.

— Отъебись, — прошептала она и дала ему время осмыслить предложение. Потом отпустила — он упал, как мешок с мусором. Она уже уходила, вместе с Дэнни.

— Поднимаемся, — сказал высокий мужик, и стеклянный лифт поехал вверх.

Спектр видел, как арсеналы, бассейны, компьютерные комнаты и леса, населённые обезьянами, скользят вниз, а высокий тем временем рассказывал:

— Паровичок-хвастун — в ближнем бою кошмар, думаю, ещё увидишь. Меня зовут Гамета — Эдди Гамета. А тебя?

Спектр промолчал.

— Бежевые штаны. Адвокат, я угадал?

Спектр озадачился, уставившись вдаль в окаменелом молчании.

— Нечего стыдиться, есть профессии и хуже. Те, кто измельчает коров, и мочится в фарш, например. Бродячие торгаши, которые отказываются уходить и вынуждают тебя душить их и подвергаться испытанию избавлением от раздувшегося трупа. Собственно смерть, стучащая в окно костяшками пальцев, когда ты на грани оргазма. Встречался как-то. Оказалось, у неё на лице вечная тупая улыбка, а в груди язык — как в колоколе. Конечно, когда язык болтается, рёберная клетка щёлкает вместо запланированного грозного звона. Даже жаль суку. Сухая, представляешь? Предлагал отделать её внутреннюю сторону железом. Легендарный резонанс. Похоронный звон. Стряс с неё тридцать штук. Сам ковал чугун в кузнице, наполненной криками сотни поваров. Тех самых поваров, которых потом молотили и пытали лилипуты, а потом они сформировали идиосинкратическую религию в непоколебимой вере, что побывали в аду — в известной мере, так и было. Я вышел из этих событий с новым определением себя и своих способностей — ни до, ни после я так не смеялся. И, конечно, для костлявой я сделал грудную стену, отполированную до идеала. Что я так ей и не объяснил, однако, что я связал толстый шерстяной колпак, укутавший колокол, в итоге она стала и тяжелее, и злее, чем была. Представь разочарование. Значит, ты получше некоторых, да? Верхний этаж. После вас.