Алан Глинн - Области тьмы (The Dark Fields)

Однако к одиннадцати часам расслабленность ушла, и когда я собирался выходить, меня пробило смутное ощущение дезориентации. Но, поскольку до сих пор я не давал наркотику окончательно выветриться, я решил продолжить опыт по временному воздержанию – по крайней мере, пока не переговорю с Мелиссой.

На Спринг-стрит я оставил солнечный свет за спиной и вошёл в сумерки бара, где мы договорились встретиться. Огляделся. Кто-то махал мне из-за столика в углу, и хоть я ещё не разглядел человека, я догадался, что это Мелисса. И пошёл к ней.

По дороге сюда с Десятой улицы я чувствовал себя очень странно, как будто всё-таки что-то принял, и оно потихоньку действует. Но я знал, что это откат, будто подняли занавеску над ободранными, голыми нервами, над чувствами, которые долго не видели божьего света. Когда я, например, думал о Карле Ван Луне, или о “Лафайет”, или Шанталь, меня сначала продирало ощущение того, что они нереальны, а потом ретроспективный ужас от того, что они были в моей жизни. Когда я думал о Мелиссе, меня ошеломлял – ослеплял хоровод пикселов воспоминаний…

Когда я подошёл, она привстала, и мы неуклюже поцеловались. Она села на свой стул. Я устроился напротив.

Сердце моё стучало.

Я сказал:

– Как дела? – и мне сразу же показалось странным, что я не отметил её вид, потому что выглядела она совершенно иначе.

– Я в порядке.

Она коротко остригла волосы и покрасила в красно-рыжий. Она располнела – в целом, но особенно лицо – и вокруг глаз появились морщинки. От этого она казалась измождённой. Я вряд ли выглядел лучше, конечно, но потрясение от этого не уменьшалось.

– Ну что, Эдди, а ты как?

– Да я тоже неплохо, – соврал я, а потом добавил, – ну, вроде как.

Мелисса пила пиво и держала в руках сигарету. Ресторан был пуст. Рядом с дверью сидел старичок и читал газету, и два молодых парня расположились на табуретах у стойки. Я поймал взгляд бармена и указал на пиво Мелиссы. Он кивнул. Нормальность всего происходящего лишь подчеркнула, как странно и беспокойно я себя чувствую. Пару недель назад я сидел за столиком напротив Вернона в буфете на Шестой-авеню. Теперь, благодаря непостижимой логике сна, я сижу здесь напротив Мелиссы.

– Выглядишь хорошо, – сказала она. Потом, предостерегающе подняв палец, добавила: – И не говори, что я хорошо выгляжу, потому что это не так.

Мне показалось, что, несмотря на перемены – вес, морщинки, усталость – ничего не способно изменить тот факт, что Мелисса до сих пор прекрасна. Но после её слов я уже не мог этого сказать, не прозвучав снисходительно. Сказал же я, что в последнее время потерял много веса.

Глядя мне прямо в глаза, она ответила:

– Да, МДТ всегда так действует.

– Надо думать.

Самым тихим и осторожным голосом, на какой я был способен, я спросил:

– И что ты обо всём этом знаешь?

– Ну, – сказала она, глубоко вздохнув, – это главный вопрос. МДТ смертелен, по крайней мере, часто, а если он тебя и не убьёт, то серьёзно повредит мозг, причём навсегда. – Потом она указала на свою голову пальцем и сказала: – Мне он выжег мозги на хуй – о чём я расскажу чуть позже – а главное в том, что мне повезло.

Я сглотнул.

Появился бармен с подносом. Он поставил стакан пива передо мной и поменял пепельницу на столе. Когда он ушёл, Мелисса продолжила.

– Я приняла девять или десять доз, но был парень, который употреблял его гораздо дольше, несколько недель, и я знаю, что он умер. Другой невезучий чувак остался овощем. Его мать каждый день меняет ему памперсы и кормит с ложечки.

У меня задёргался желудок и разболелась голова.

– Когда это было?

– Года четыре назад. – Она помолчала. – А Верной тебе ничего не рассказывал?

Я покачал головой. Она, кажется, удивилась. Потом, словно ей понадобилось большое физическое усилие, она глубоко вдохнула.

– Ладно, – продолжила она рассказ, – года четыре тому Верной тусовался с клиентом, который работал на фармацевтической фабрике, и получил доступ к куче новых лекарств. Некоторые, в частности, безымянные и не протестированные, должны были стать… потрясением. Но они были слишком практичными, чтобы пробовать их самим, поэтому Верной с этим парнем начали убеждать людей – в основном своих друзей – принимать их.

– Даже тебя?

– Верной сначала не хотел мне ничего давать, но так их расхваливал, что я уговорила его сама. Ты знаешь, какой я была, любила пробовать всё порочное.

– Здесь не было ничего порочного.

– А дальше некоторые из нас на этом веществе пережили – не знаю, как назвать – информационный испытательный срок. – Она замолчала и отхлебнула пива. – Ну и чего ты хочешь, я принимала его, и это было здорово. – Она снова замолчала, глядя на меня в поисках подтверждения. – Я хочу сказать, ты же принимал его, ты знаешь, о чём я говорю?