Джонатан Тригелл - Мальчик А

— И в заключении… — говорит ведущий, но Джек уже ничего не слышит. Он вдруг понимает, что его пальцы вцепились в шесть Мрамрика, словно сведенные судорогой. Кот не выказывает недовольства, но уже не урчит, и смотрит на Джека тем же свирепым горящим взглядом, каким смотрит обычно на всех и вся. Джек опускает кота на пол, встает и выходит из комнаты якобы в туалет. Каждый шаг дается ему с трудом, потому что все его мысли сосредоточены сейчас на том, чтобы держаться естественно. Он закрывается в туалете и тяжело оседает на пол. Как это все-таки тяжело, когда ты живешь не один. Надо все время следить за собой. Но этот случай, с тем парнем из Ноттингема, лишний раз подтверждает, что все эти предосторожности — не зря. Ему действительно следует остерегаться, чтобы не выдать себя. Но сколько на это уходит душевных сил! Джек уже не уверен, что этих сил хватит, чтобы выстоять до конца. Не сломаться. Хотя, с другой стороны, а что еще остается? Выбора у него нет. Вернее, выбор есть. Тот, который последний.

Джек умывается холодной водой и рассматривает свое отражение в зеркале. По идее, он должен выглядеть старше. Но у него под глазами нет ни единой морщинки. Глаза у него, как у отца. Сейчас это странно, но он действительно хорошо помнит, как папа смотрел на него сверху вниз, такой большой на такого маленького, и его голубые глаза были, как чистое небо над головой. Давным-давно, когда боги и взрослые были неразличимы, сильные, далекие и всезнающие; глядящие на тебя с заоблачных высот. Может, когда-нибудь он тоже уедет жить за границу, как папа. Бросит все и начнет жизнь заново. Жизнь, в которой нет прошлого, а есть только будущее. Может быть, будущее с Ракушкой. Где-нибудь далеко, где никто даже не слышал его имени. Его настоящего имени, которое он так отчаянно скрывает. Которое теперь звучит незнакомо и странно даже для него самого. Хотя нет, очень даже знакомо. Это имя старого врага, который когда-то сломал ему жизнь, раз и навсегда.

Он открывает аптечку. Все полки заставлены пузырьками с таблетками, которые Келли берет в больнице. Это очень сильные препараты. Одного пузырька вполне хватит, чтобы его унесло далеко-далеко. Дальше, чем на любом самолете. Выбор есть всегда.

На приборной доске у Криса лежит вчерашний номер «Вечерних новостей».

— Вот, посмотри, — говорит он. — Видишь, ты зря напрягался. Тебя почти и не видно. Зато я получился очень даже ничего. — Он слюнявит палец и разглаживает брови, изображая томного киношного красавчика.

Джек разглядывает фотографию. Да, действительно: фирменно-обаятельная улыбочка Криса сияет на черно-белом зернистом снимке во всей своей лучезарной красе, а вот Джека почти и не видно под кепкой. То есть, если кто знает, что это он, тот узнает его без труда. Но если кто-то чужой, кто не знает его как Джека, просто взглянет на снимок мельком, не особо присматриваясь…

— Да, ты прав, — говорит он Крису. — У меня самая обыкновенная паранойя. Просто я как-то не ожидал, что нас будут снимать.

Статья совсем небольшая, и в ней Крис с Джеком представлены какими-то уж чересчур героическими товарищами. Хотя, по сути, никакого особенного героизма они и не проявляли. Просто помогли людям в беде. Тут только два варианта: либо ты помогаешь, либо делаешь вид, что вообще ничего не заметил.

— А ты молодец, — говорит Крис. Видно, что это не просто случайная реплика. Он думал об этом и теперь высказывает свои мысли. — Ты умеешь приспособиться. «Приспособиться» — в хорошем смысле. То есть для тебя это, наверное, культурный шок: выйти из тюрьмы, переехать сюда. Начать новую жизнь, поменять вообще все: работу, друзей. Трудно, наверное.

— Ну, даже не столько трудно… но сперва было странно, да.

— И сразу завел себе девушку. Блин, Мужик, ты действительно настоящий мужик. Будешь покрепче всех нас. Кстати, как там Белый Кит?

— У нее все замечательно. И, знаешь, не называй ее так, хорошо?

— Ой, Джеки, мальчик. Ты, кажется, влип. Но ты же знаешь, что я не со зла. Я не имею в виду ничего такого.

— Да, знаю. Но это не очень хорошее прозвище.

— А какое хорошее? Есть предложения? Может быть, Белый Кролик? Потому что, я даже не сомневаюсь, вы там с ней, как два кролика, тр-тр-тр. Или вот. Белая Дыра. Провалиться в Мишель, как в белую дыру, и никто не услышит твой вопль.

— Крис!

— Прошу прощения. Язык мой — враг мой.

— И вообще, зачем нужны все эти прозвища, какие-то дурацкие имена?

— Боюсь, Мужик так, устроен мир. У всего должно быть свое имя.