И воля из собственного прошлого приснилась мне лишь однажды. И была та воля — бабулькиными похоронами, где пьяные соседи криво несли выделенный райсобесом гроб.
Давай, братуха, выпьем за туберкулез! За чахотку, которая избавляет человека от иллюзий, которая ежеминутно напоминает нам о том, что именно имеет действительную ценность в этой скорой жизни!
Проломленный воспитательский череп и выбитый воспитательский шнифт народный суд оценил в пять лет колонии для несовершеннолетних. Уже зона. Зона, потому что ровно за один день до того, как случились череп, шнифт и стул, мне исполнилось ровно четырнадцать лет. Я вступил в отт возраст, после которого, согласно законодательству этой страны, детей уже можно запирать в клетках, колошматить дубинками и травить ротвейлерами.
Чувствуешь запах? Не забыл… Тюремный запах не отпускает никогда. Можешь отмокать в парфюмерных ваннах, можешь втирать в себя ливанские масла, всё бесполезно. Я всегда узнаю человека, который хотя бы неделю провел в сборочной камере любого российского централа. Запах души.
А ведь ты не один день и не одну ночь провел на черных шконарях, мечтая о свободе! Жаль, отсидел ты маловато. Но повезло и тебе — застал и ты большую поножовщину. И я тебе открою тайну: когда дело до заточенных штырей доходит, то люди так меняются, так меняются…До неузнаваемости. Вот и ты никогда Лысый Остров не забудешь.
Надо было бы тебе, конечно, еще годочков пять или шесть после этого зацепить. Надо было. Но такая, видимо, у тебя судьба — с чужих слов к себе в душу достукиваться, заглядывать и увиденное на бумаге фиксировать. Ты не злись. Это вполне достойный путь, как достойным является всякий путь, ведущий к смерти. Не завершающийся смертью, а именно ведущий к ней. Когда-нибудь ты это поймешь.
И поэтому ты здесь.
Не злись. Я понимаю, что можно стать великим мастером перевоплощения, научиться закрадываться в чужие судьбы, примерять их на себя и демонстрировать полученный результат. И мир, особенно мир искусства знает таких мастеров. Талант может сделать многое. Он может вжиться в образ, что станут очевидными мотивы тех или иных поступков. Но как приобрести запах?
Запах!
Запах, без которого любое слово о тюрьме — ложь. И ты не злись. Ты понимаешь, о чем я. Какая, к черту, объективность! Всего лишь переживания свои предсмертные озвучиваю. И больше скажу, мысли эти — ядовитые, крамольные, приобретенные в сплошных утратах, когда от каждой утраты душа моя становилась все беззащитнее и беззащитнее. Если, конечно, есть у меня душа. Может просто легкие распадаются.
Хочешь узнать, о чем мы в часовне на Лысом Острове с вором Рубеном говорили? Я ведь до сегодняшнего дня не отвечал на твои вопросы, которые ты мне под видом дружеских писем засылал.
Дружеских писем засылал. Интересно, откуда знал, что я их получаю?
Остров.
Остров Лысый.
Кое-что ты и сам увидел и запомнил. И о внутренности человечьей понял чуть больше, чем многие другие, и от этого знания потерял что-то в себе, погубил что-то… что-то хорошее. Что-то, без чего невыносимей кажется жизнь. Утратил иллюзии.
Не знаю, брат, не знаю имени того Большого Мусора, которому вползла под фуражку мысль собрать в одном лагере одно отрицалово, но идея, сам понимаешь, не свежая. Хотя и работающая. Проверенный метод.
В любом дворе любой сопляк подробно тебе расскажет, как в железных бочках крысоедов выращивают. Сажают кучу крыс в один чан, и какая зверюга выживет, та и будет до конца своих дней своих же сородичей пожирать. Чем не повод для эксперимента над заключенными!
Вот в качестве первой экспериментальной лаборатории и выбрали Лысый Остров. В далекую историю того места углубляться нет смысла, потому что не знаю я ни истории названия того острова, ни того, что там было прежде Но современность была такова: зона на острове, вокруг вода, за водой — тайга. Лагерь законсервированный. После войны там, говорят, пленных румынов содержали. А потом забыли, видно, и о румынах, и о месте их содержания.
Мусора для внутреннего контроля были не нужны. Зачем крысам в бочке рефери? Только автоматчики по периметру. Харчи предполагали с вертолета сбрасывать прямо на плац. И ровно столько харчей, чтобы хватало лишь на очень и очень узкий круг, на тех, кто исхитриться выжить. Выжать, сожрав сородичей.
Вот и прикинь, по легавому расчету в ту зону должны были сплошь блатняк завозить, отрицалово со всего Советского Союза. И не только тех, которые под воровским законом ходят, но вообще всех, кто под барабанный бой в столовую маршировать отказывается. Так что выбор был необъятным. И хохлы западные, которые по сей день во славу Стецько Бендеры горилкой внучат окропляют, и качки карельские, и торчки самаркандские — всё подходящие кандидатуры.
Читать дальше