Крэг Клевенджер - Дермафория

Если рвануть с места, в дверь вломится телевизор. Эти три, четыре или пять шагов могут выдать меня, но Могильщик определенно не ждет, что я наброшусь первым. Все, что надо, это свалить Могильщика, поджидающего в коридоре с отмычкой в одной руке и рояльной струной в другой. Свалить его и решить дело с Энслингером.

Я срываюсь с места с криком «Хрен тебе, Страшила Рэдли!», и летающий телевизор набрасывает мне на запястье завязанный в петлю шнур. Руку дергает так, что она едва не выскакивает из сустава. Протискиваюсь через дырку в двери — перетянутое шнуром место быстро багровеет, — но коридор уже пуст.

Какой, мать его, ловкач.

Объясняться с Энслингером непросто. С одной стороны, я у копов в черном списке, с другой — обитатели «Огненной птицы» тоже зуб точат. Звук ломающейся двери для них все равно что приход апокалипсиса. С появлением служителей закона активность в отеле сходит на нет, купля-продажа, бартер, ширево — все прекращается. Кровь «Огненной птицы» застывает, пусть и ненадолго.

— Я ищу официальную запись о рождении некоего Могильщика. Как по-вашему, найду что-нибудь?

Энслингер сегодня в трауре. Из кармашка выглядывает уголок платочка, цвет которого на свету колеблется в диапазоне от голубого до бледно-зеленого. Пока он сканирует мою мозговую ткань, пара копов в штатском и резиновых перчатках перерывают комнату. Кучка на матрасе растет — одежда, спрей от насекомых, пузырек с желтым лаком, борная кислота, стальная стружка. Обнаружив записную книжку, кладут в конверт. Тот, что в форме, записывает. Еще один фотографирует номер, в том числе и банку с тараканами. Эти двое новенькие, только что из сборочного цеха. От свежего запаха статики свербит в носу и режет глаза, но на мне наручники.

— Уверен, это кличка, — говорю я. — Таких имен не бывает.

— У вас отличное чутье, старина. Трудно представить, чтобы умственно отсталого убийцу звали Могильщик.

— Я его видел.

— То есть вы полагаете, что помните, будто видели его.

— Нет, я его на самом деле видел, — упорствую я. — Некоторые детали запомнились абсолютно четко. Другие обрывочно. Кое-что вспоминается, но с трудом. Как по-вашему, я настроен на сотрудничество?

— Когда я прихожу к вам, это не сотрудничество. Но мое отношение может перемениться в зависимости оттого, что я узнаю. Впрочем, сегодня я в хорошем настроении и могу дать вам небольшое послабление. Итак, кто присматривает за этим ненормальным?

На вооружении у Могильщика широкий арсенал средств: электрошокер, шприцы, пластиковые пакеты, медицинская пила и болторезы. Подчиняется он своему отцу, Манхэттену Уайту, человеку, занимающему в финансирующей лабораторию Цепи довольно высокое место. Уайт, в свою очередь, заправляет делами в соответствии с указаниями Хойла, контролирующего как Цепь, так и ее активы. Я начал как экспериментатор, а потом они втянули меня в свой бизнес. Деньги были хорошие, а контракт, как предполагалось, краткосрочный.

Энслингер стоит, прислонившись к дверному косяку, и мнет пальцами фильтр сигареты — вылитый Джеймс Дин. Щелчок хромированной зажигалки — патрон в стволе. Его магнитофон таращится мерцающим красным глазом. Ничего особенного, простейший механизм и магнитная лента. Должно быть, считает меня полным идиотом, попавшимся на дешевый трюк.

Врач осматривает повязки, проводит резиновым пальцем по укусам на моей руке, потом протирает спиртом локтевой сгиб.

— Они не заразные? Может, у меня аллергическая реакция?

— Это не насекомые. — Он обращается не ко мне, а к Энслингеру.

Тот, что в форме, с трудом сохраняя серьезную мину, читает мои показания. В руку впивается клещ — нет, это врач вводит что-то в вену.

— Что это? — спрашиваю я.

— Спасибо, доктор, — говорит Энслингер, но доктор вовсе не доктор, и Энслингер не просто благодарит его за любезность. Он подает высокочастотный сигнал, который принимают все, кроме новеньких. Копы в резиновых перчатках бросают все дела и без разговоров выходят из комнаты. Врач закрывает чемоданчик и тоже уходит, даже не сменив повязки. Новенькие еще не настроены на его командную волну, а потому растерянно переглядываются. Энслингер одним жестом — таким срывают скатерть с банкетного стола — отбирает у них блокнот и фотоаппарат и выпроваживает из номера.

В комнате двое, я и он. Присланный хозяином рабочий уже вынес разбитый телевизор и снял с петель то, что осталось от двери. Я слышу доносящийся из коридора шепот.