Джозеф Коннолли - Отпечатки

— Я пыталась, — говорила Элис, наливая чай в малюсенькую чашечку, — полюбить этот оолонг. Или хотя бы научиться его терпеть. Если честно, меня от него просто тошнит. У него очень странный запах, но, думаю, так и задумано. Иногда у меня сердце от него так и бьется. А иногда просто тошнит. И не спрашивай, мол, почему ты тогда его пьешь, — ты знаешь, почему. Ты знаешь, почему.

— Может, тебе лучше пить джин. Но послушай, Элис. Скажи мне. Как по-твоему, почему Лукас это сделал? В смысле — оставил нам всем по кусочку Печатни. Я озадачен. Иногда мне кажется, что я вроде как понимаю, а потом — что не понимаю совсем. В смысле — это было так важно для него, да? Что бы все это — все мы — были вместе. Но он должен был понимать, что если отдать нечто ценное людям, ну…

— Конечно. Конечно, он понимал. Я коротко говорила об этом с этим Дювином — с адвокатом — и мы вроде как сошлись во мнениях. Мы с тобой, Джейми, поймем намного больше, потому что мы любили его. Лукас, видишь ли, разумеется, был здесь властелином: он нуждался в этом и, конечно, мы тоже. Это подразумевалось. Так должно было быть. Но он бы не хотел, чтобы Печатня жила без него. В смысле, она и не могла, само собой — не только с финансовой точки зрения, но… ну… не могла, и все. Ты это понимаешь, Джейми. И, конечно, она не стала. Но единственный способ сделать так, чтобы мы не стали влачить тут жалкое существование — или, что хуже, не нашли себе другого благодетеля или наставника — не меня, он знал, что я вне игры, но, может быть, Джона, к примеру, или еще кого, — это обеспечить распад Печатни после своей смерти. Иногда мне кажется, что он с удовольствием замуровал бы всех нас здесь, как фараоны в своих, знаешь, — да как же их? Слово вылетело из головы. Остроконечные такие штуки. Пирамиды, вот. Чтобы мы все умерли медленной и мучительной смертью у подножия его саркофага. Но даже у Лукаса были свои пределы. Конечно, если бы он жил вечно… ну, тогда мы бы все остались. Конечно, остались. Но в свете того, как все повернулось для каждого из нас, что ж — может, на самом деле оно и к лучшему? Дювин сказал, мол, понятно, совершенно очевидно из слога завещания, что Лукас намеревался прожить еще лет пятьдесят, не меньше. Он не ожидал, что умрет, видишь ли. Он, Лукас, предвидел практически все… но не это. Не то, что он просто — перестанет существовать.

Да, думал Джейми: я понимаю. Теперь, когда Элис все это передо мной разложила, я понимаю, я понимаю. Однако я хотел бы — я так хотел бы быть человеком, способным понять все это без, ох — даже намеков , не говоря уже о таких вот готовых решениях.

— Ничего себе мысль, да? Что если бы он жил вечно — или хотя бы пятьдесят лет… что все мы остались бы. Что все мы тоже обитали бы здесь вечно…

— Мммм… ну, на самом деле это не совсем так. Все мы не остались бы, нет. Для начала, не осталась бы я. И Джуди с Уной тоже. И определенно Дороти и Мэри-Энн. Видишь ли, через некоторое время женщин — их бы аккуратно выжили. Они бы этого не знали, разумеется. Что это происходило. Каждой казалось бы, что она сама пришла к такому решению, но именно что казалось бы. И одна за другой они бы ушли. Лукас никогда не предложил бы ничего подобного — и, разумеется, даже и не думал предотвращать их приход. Как с твоей Каролиной, Джейми. Он был не слишком-то рад, сам знаешь, но ни за что бы не запретил, верно? Это же не в его стиле? Отнюдь не в его стиле. Но в конце концов, со временем, перемены свершались бы своим чередом, я в этом уверена. Сбрасывалась бы кожа. Потому что — быть здесь, как бы нам поначалу ни представлялось, чего бы люди от этого места ни хотели , ну… оно никогда не предназначалось для пар. По крайней мере, знаешь ли, — в традиционном смысле. Отсюда, я думаю, и Гитлеры: всегда что-то должно напоминать нам. И, конечно, у него, у Лукаса, было море времени. Он никуда не спешил. Нужный момент в каждом случае подвернется сам собой. Торопиться некуда. У Лукаса… у него было море времени.

Джейми лишь смотрел на нее, не осмеливаясь пошевелиться. Он удивился, когда она внезапно ухмыльнулась и коротко хохотнула.

— Он сказал мне одну вещь как-то раз. Я это помню. Он сказал мне: знаешь, Элис, — это миф, миф, что женщины живут дольше мужчин, как все говорят. Это не так. Просто, сказал он, они дольше умирают… Да. Тогда я не поняла, о чем он. Теперь понимаю. Ну ладно. Этот чай, знаешь, — он и впрямь ужасно мерзкий.

— Ты будешь продолжать в том же духе?

— С чаем? Ты про оолонг? Или просто — в более широком смысле? С чаем: нет. С другими вещами, ну… Наверное, я стану типичной внезапно освобожденной женщиной — и женщиной с деньгами, к тому же. Коротко обрежу волосы, накуплю одежды, которая, как я всегда считала, намного лучше смотрится на других, и несомненно стану привлекать неподходящих мужчин всех сортов. Что ж — на самом деле все они таковы. Ни один из них — разве есть хоть один? Который мне подойдет. А ты, Джейми? Что будешь делать ты? Ты рад тому, как все уладилось? Я довольна, знаешь ли, что Лукас… ну, что он не будет один. Вы с Полом — вы, так сказать, будете его сторожами. Странно об этом думать. Вообще-то довольно чудно? Ах да, Джейми — так и знала, что забыла что-то. В чемоданы, которые я послала вниз, я положила…