Анна Каван - Лед

И я решил идти. Ничего никому не сказав, в проливной дождь я доехал до блокпоста, откуда пешком пошел по лесистым горам, ориентируясь по карманному компасу. Несколько часов я карабкался вверх, продираясь сквозь мокрые заросли, пока не добрался до заставы, где меня задержал пограничник.

Я попросил, чтобы меня отвели к правителю. Не так давно он перевел свой штаб в другой населенный пункт. Меня повезли туда в бронированной машине в компании двух солдат с автоматами — «ради моей безопасности». Дождь лил не переставая. Мы с грохотом неслись через стену воды под тяжелыми черными тучами, затянувшими все небо. В город въехали в сумерках. Фары высвечивали знакомые картины опустошения — развалины, завалы, обрушившиеся здания, — все это блестело под дождем. По улицам передвигались войска.

Здания, разрушенные меньше других, были отданы под казармы.

Меня привезли в особо охраняемое помещение и оставили в маленькой комнате, где ожидали еще двое. Кроме нас троих никого не было. Они уставились на меня, но ничего не сказали. Ждали молча. Только дождь стучал по крыше. Те двое сидели на одной скамейке, я, завернувшись в плащ, напротив. Другой мебели в грязной комнате не было, на стенах и на полу — толстый слой пыли.

Через какое-то время они начали перешептываться. Насколько я понял, они пришли хлопотать о какой-то освободившейся должности. Я встал и принялся ходить из угла в угол. Меня грызло нетерпение, хотя я заранее предполагал, что ждать мне придется. Я не слушал, о чем они говорили, но один из них повысил голос, так, чтобы я расслышал. Он был уверен, что место достанется ему, и хвастался: «Меня учили убивать голыми руками. Любого здоровяка я завалю тремя пальцами. Я знаю все смертельные точки на теле и могу ребром ладони расколоть бревно». Его слова повергли меня в тоску. Вот какие люди теперь требовались. В конце концов их обоих вызвали на беседу, и я, оставшись один, приготовился ждать дальше.

Впрочем, довольно скоро пришел гвардеец, чтобы отвести меня в офицерскую столовую. Правитель сидел во главе высокого стола. За другими — длинными — столами народу сидело больше. Меня усадили за стол правителя, но на расстоянии, исключавшем возможность вести беседу. Прежде чем занять свое место, я подошел к правителю поздороваться. Он выглядел удивленным и на мое приветствие не ответил. Я заметил, что окружающие пригнулись друг к другу и принялись вполголоса переговариваться, украдкой поглядывая на меня. По-видимому, я произвел неблагоприятное впечатление. Я-то полагал, что он меня узнает, а он будто впервые увидел меня. Напоминание о наших взаимоотношениях в прошлом могло лишь осложнить ситуацию, поэтому я молча уселся на отведенное мне место.

Я слышал, как он дружелюбно беседует с офицерами, сидящими подле него. Они говорили об арестах и побегах. Меня это не интересовало, пока он не стал рассказывать историю собственного бегства, где упоминались и большая машина, и метель, и сорванные на границе ворота, и пули, и девушка. При этом он ни разу не взглянул в мою сторону и вообще никак не реагировал на мое присутствие.

Время от времени снаружи доносился топот марширующих солдат. Внезапно прогремел взрыв. Потолок частично обвалился, свет погас. Принесли фонари и расставили по столам. В их свете видны были обломки, упавшие меж тарелок. Еда была вся в пыли и кусках штукатурки. Тарелки унесли, последовала долгая, утомительная пауза. В итоге перед нами поставили миски со сваренными вкрутую яйцами. Время от времени новые взрывы сотрясали здание, в воздухе повис туман белесой пыли, на всем осели мелкие частицы.

Правитель решил меня удивить. Когда трапеза уже заканчивалась, он подал мне знак и произнес: «Мне нравятся ваши передачи. У вас к этому талант». Я был поражен тем, что он знает о моей деятельности. Тон был дружеский, он говорил со мной как с равным, и на секунду я почувствовал, что мы чем-то необъяснимо связаны. Потом он сказал, что я прибыл очень вовремя. «Скоро заработает наш собственный передатчик, а ваш — выведен из строя». Я неоднократно обращался в вышестоящие органы, убеждая, что нам необходим более мощный аппарат, что появление установки, которая будет способна нас заглушить — вопрос времени. Он предположил, что я в курсе дела и решил переметнуться на другую сторону. Он хотел, чтобы я делал пропагандистские передачи для него, на что я готов был согласиться, если бы он, в свою очередь, сделал кое-что для меня. «Все то же?» — «Да». Он изумленно взглянул на меня, в глазах промелькнуло подозрение. Тем не менее он произнес, как ни в чем не бывало: «Ее комната этажом выше. Можем навестить ее» — и направился к выходу. Когда же я сказал: «Мне нужно сообщить ей сведения личного характера. Могу я повидаться с ней наедине?» — он не ответил.