Анна Каван - Лед

Мы прошли по одному коридору, поднялись по лестнице и двинулись по второму. Луч мощного фонаря прыгал по усеянному мусором полу. В пыли оставались следы, среди которых я искал отпечатки меньшего размера. Он открыл дверь в тускло освещенную комнату. Она вскочила. Ее бледное лицо выражало испуг; большие глаза уставились на меня из-под блестящих волос. «Опять вы!» Она стояла в напряженной позе, схватившись за стул, словно желая защититься, руки вцепились в спинку так, что побелели костяшки пальцев. «Что вам нужно?» — «Только поговорить». Переводя взгляд с одного на другого, она воскликнула: «Да вы заодно!» Я стал оправдываться, хотя в этом обвинении была, как ни странно, доля истины… «Да, конечно, заодно. Иначе, он бы вас сюда не привел».

Правитель подошел к ней с улыбкой. Еще никогда я не видел его таким благожелательным. «Да будет вам, разве так нужно встречать старых друзей? Неужели нельзя просто мило побеседовать всем вместе? Вы же мне так и не рассказали, как и где вы познакомились». Стало ясно, что оставлять нас наедине он не собирается. Я молча поглядывал на нее, но не мог заговорить в его присутствии. Его сильная личность подавляла нас. В его присутствии она была напряжена, настроена ко мне враждебно. Между нами встала преграда. Не удивительно, что он улыбался. Я мог бы ее и не искать. Отдаленный взрыв сотряс стены; она смотрела, как белая пыль сыплется с потолка. Чтобы сказать хоть что-нибудь, я спросил, не беспокоят ли ее бомбежки. Ее лицо ничего не выражало, а то, как она покачала головой, могло означать что угодно, или вообще ничего не означать. Волосы ее сияли.

Правитель сказал: «Я пытался уговорить ее переехать в более безопасное место, но она отказывается». Продемонстрировав свою власть над ней, он самодовольно улыбнулся. С этим я смириться не мог. Я оглядел комнату: стул, маленькое зеркало, кровать, несколько книжек на столе, повсюду пыль, толстый слой штукатурки на полу. Ее серое пальто на крючке. Кроме расчески и початой плитки шоколада в надорванной фольге, личных вещей я не обнаружил. Я отвернулся от него и обратился к ней напрямую, стараясь говорить так, будто его в комнате не было. «Вам, похоже, здесь не слишком удобно. Почему бы вам не переехать в гостиницу, куда-нибудь подальше от линии фронта?» Она слегка пожала плечами, но ничего не ответила. Наступила тишина.

Под окном маршировали солдаты. Он подошел к окну, раздвинул жалюзи и посмотрел вниз. «Я только хочу вам помочь», — быстро пробормотал я и протянул к ней руку, она отпрянула. «Я вам не доверяю. Я не верю ни единому вашему слову». В широко распахнутых глазах был вызов. Я знал, что пока он рядом, мне ни за что не достучаться до нее. Оставаться более не было смысла, я ушел.

Уже за дверью я услышал, как он засмеялся и, пройдясь по комнате, произнес: «Этот-то чем вам не угодил?» И затем ее голос — переменившийся, пронзительный, истеричный. «Он лжец. Я знаю, он работает на тебя. Он такой же, как ты, — жестокий, подлый эгоист. Лучше бы я вовсе не знала ни тебя, ни его. Ненавижу вас! Однажды я убегу… и вы не увидите меня больше… никогда!» Я шел по коридору, спотыкаясь об обломки, отбрасывая их ногами. Фонариком я не запасся.

Следующие несколько дней я раздумывал о том, как увезти ее в нейтральную страну. Теоретически это было вполне осуществимо. Суда хоть изредка, но все еще заходили в местный порт. Дело было за четким планированием и за тем, удастся ли все быстро осуществить в обстановке полной секретности. Успех зависел от того, успеем ли мы добраться до моря прежде, чем начнется погоня. Я стал с осторожностью наводить справки. Но сложность была в том, что никому нельзя было доверять. Человек, которому я платил за информацию, мог продать меня тому, кто был на содержании у правителя. Поэтому затея была чрезвычайно опасна. Я нервничал, не хотел рисковать, но иного выхода не было.

Голоса нашептывали секретные сведения: имена, адреса, место назначения, время отправки. «Идите туда-то… спросите того-то… будьте в постоянной готовности… документы… подтверждение… достаточные средства…» Прежде чем перейти к следующей стадии подготовки, нужно было поговорить с ней. Я пришел. Послышался выстрел, я не обратил на него внимания: на улицах все время стреляли. Вошел он, закрыл за собой дверь. Я сказал, что хочу с ней увидеться. «Это невозможно». Он повернул ключ, положил его в карман, бросил пистолет на стол. «Она мертва». В меня вонзили нож. Все другие смерти мира меня не касались; а эта вошла в мое тело, как штык, будто умер я сам. «Кто ее убил?» Только я мог это сделать. Когда он ответил: «Я убил» — я тронул рукой пистолет. Ствол был еще горячий. Я мог схватить пистолет и пристрелить его. Это было бы просто. Он не пошевелился, просто стоял и смотрел на меня. Я взглянул в его надменное костистое лицо; глаза наши встретились.