Генри Миллер - Книга о друзьях

В то время чемпионом в спринте был Фрэнк Крамер, которого я, разумеется, обожал. Однажды мне удалось продержаться позади него во время его быстрого пробега от Проспект-парка до Кони-Айленда. Помню, как он хлопнул меня по спине, когда я поравнялся с ним, и сказал: — Молодец парень, так держать! Этот день вписан в мою биографию красными буквами. На короткое время я забыл даже о Коре и предался мечтам о том, как буду мчаться однажды по Мэдисон-сквер-гарден вместе с Уолтером Раттом, Эдди Рутом, Оскаром Эггом и другими звездами трека.

Постепенно, все больше привыкая проводить целые дни на велосипеде, я терял интерес к своим друзьям. Велик теперь стал моим единственным другом. Я мог положиться на него, чего не скажешь о людях. Жаль, что никто меня не фотографировал с моим «другом» — многое бы отдал теперь, чтобы знать, как мы тогда смотрелись.

Много лет спустя, в Париже, я купил себе новый велосипед, но самый обыкновенный, с тормозами. На моем прежнем, чтобы замедлиться, требовалось сделать небольшое усилие ногами. Можно было бы, конечно, вывести тормоза на руль, но тогда я бы почувствовал себя девчонкой. Ездить по улицам города на высокой скорости было и опасно, и очень увлекательно. К счастью, машины тогда попадались редко, опасаться следовало только детей, играющих на улицах.

Матери умоляли своих отпрысков быть осторожными и внимательно смотреть, не несется ли по улице какой-нибудь сумасшедший на велосипеде. Другими словами, я вскоре стал настоящим бичом нашего района. Однако вместе с тем я был и примером для подражания: все дети поголовно осаждали своих предков, клянча надень рождения такой же велик, как у меня.

Как долго может болеть сердце и не разорваться? Не знаю. Знаю только, что я вошел в томительный период заочного ухаживания. Даже на свой двадцать первый день рождения — большое событие в моей жизни — я сидел поодаль от нее, сгорая от смущения, не в силах открыть рот и признаться ей в своих чувствах. Последний раз я увидел ее вскоре после этого, когда, набравшись смелости, позвонил в ее дверь, чтобы сообщить о своем отъезде на Аляску, где собирался стать золотоискателем.

Расстаться с моим любимым чешским велосипедом было почти так же сложно. Должно быть, я отдал его одному из моих приятелей, но кому именно — не помню.

Несмотря на то что мое сердце было разбито, я все же не потерял способности от души смеяться. Когда у меня водились деньги, я всегда ходил на водевили или проводил вечера на Хьюстон-стрит на эстрадных представлениях. Пародисты из этих шоу вскоре стали очень известны на радио и телевидении. Другими словами, я мог смеяться буквально над собой, эта способность и спасла мне жизнь. Я уже тогда знал эту известную строчку из Рабле: «Смех — лучшее лекарство от всех болезней». Могу сказать по собственному опыту, что это великая мудрость. Но сейчас смех столь дорог и его так мало, что неудивительно, что всем заправляют торговцы наркотиками и психоаналитики.

Портрет Альфреда Перле, написанный с любовью, и несколько смешных эпизодов с участием противоположного пола.

Я называл его то Альф, то Фред, то Джоуи, а он обычно звал меня Джоуи, редко — Генри. Мы познакомились в 1928 году, во время моего первого приезда в Европу, благодаря моей тогдашней жене Джун, которая побывала в Париже за год до этого со своей любовницей Джин Кронски. Фред влюбился в Джин с первого взгляда — сразу потерял голову, как это обычно с ним случалось. Что касается моей жены, то он позже признался, что тогда о ней совсем не думал, она была для него «типичной центральной европейкой». Уж не знаю, что Фред под этим подразумевал.

Познакомившись с ним ближе за годы совместного проживания на вилле Сера, я понял, что его любили и даже обожали несколько довольно необычных женщин. Иногда он жил у них, а иногда они — у него, в маленьком отеле, которыми Париж славен и по сей день.

Для его отношений с женщинами было весьма характерно, что они все любили и обожали его, хотя этот закоренелый холостяк даже и не думал о браке. Зато он декларировал страстную влюбленность в каждую, хотя то, как он выражал свою страсть, обычно его и предавало.

С самого начала следует отметить, что Фред (или Альф, или Джоуи) был в некоторой степени негодяй, пожалуй, даже подлец, но очень милый. (Мне ни разу не повстречался человек, будь то мужчина или женщина, который бы его ненавидел.)

Он говорил, что родился в Вене, и всячески выражал свою любовь к родному городу. Странно, но мы с женой посетили Вену как раз в тот год, когда познакомились с ним в Париже. В то время (1927 г.) в Вене было мрачновато, да и сложно ожидать иного от города, пережившего великую войну. Он словно распадался на глазах. Дядя моей жены, бывший некогда полковником венгерских гусар, теперь развозил на велосипеде рулоны кинопленки по кинотеатрам, за что ему платили какие-то гроши.