Генри Миллер - Книга о друзьях

Да что такого может быть в имени, спросите вы? И я отвечу вам:

— Все!

Она приходилась мне какой-то родственницей, возможно, двоюродной кузиной. Мы познакомились, будучи подростками. Обычно мы виделись по случаю дня рождения или семейного праздника в доме кого-нибудь из родственников.

Я пять или шесть лет играл на фортепиано и, куда бы ни шел, брал с собой папку с музыкальными произведениями. Обычно я играл музыку двух видов — популярную и классическую типа Грига, Рахманинова и Листа.

Марчелла, которая всегда присутствовала на этих праздниках, находила мою игру великолепной. Веселая и жизнерадостная, она обладала прекрасным голосом и знала все песни в моем репертуаре. Однажды я пригласил ее в кино на Манхэттен, и она с радостью согласилась. Вернувшись оттуда, мы провели несколько минут в подъезде, целуясь и обжимаясь.

— Знаешь, Марчелла, мне кажется, я вот-вот в тебя влюблюсь, — пробормотал я в процессе.

Сразу после этого я встретил вдову и втянулся в связь, которая продлилась несколько лет. Ни на каких семейных празднествах я больше не появлялся — просто порвал со всей это чепухой и, разумеется, совершенно забыл о Марчелле.

От кого-то из родственников я узнал, что она сошлась с каким-то грубияном, продавцом машин. Очевидно, они не очень-то ладили. Мне сказали, что Марчелла за это время очень изменилась — начала пить и набиралась иногда до потери сознания. Странно и то, что она продолжала встречаться с этим ничтожеством, не выходя за него замуж, а ведь она была воспитана в лучших католических традициях.

Так, время от времени до меня доходили слухи о том, чем она занимается. Новости всегда были удивительными, неприятными и приводили меня в уныние. Поскольку мы вращались теперь в разных кругах, мы так и не виделись с того вечера, когда я сводил ее в кино. Но вдруг в нашем семействе кто-то умер, и на похороны явилась Марчелла.

Она очень изменилась за эти годы. Теперь она выглядела тяжелее, грубее и неряшливее.

Когда мы покинули кладбище и отправились чего-нибудь выпить, мне удалось перемолвиться с Марчеллой парой слов наедине.

Я подошел к ней, тепло поздоровался и спросил совершенно невинно, что такого могло с ней случиться, что она так изменилась.

К моему изумлению, она ответила спокойно:

— Ты! Это все из-за тебя!

— Меня? — воскликнул я. — Что это значит?

— Ты сказал мне, что любишь меня, и я тебе поверила. — И?..

— Я ждала тебя!

— Ты ждала столько лет и не удосужилась мне об этом сообщить?

Она кивнула.

— И поэтому ты начала пить? Она снова кивнула.

— Ничего глупее в жизни не слышал. Она заплакала.

— Знаешь, Марчелла, — добавил я, — незнание простительно, а вот глупость — нет.

Сказав это, я повернулся и ушел. Через год я узнал, что она умерла в окружной больнице, будучи безнадежной алкоголичкой. И сказал самому себе:

— Это все по твоей вине, мистер Генри. В следующий раз подумай как следует, прежде чем сказать женщине «Я люблю тебя»…

Ее полное имя было Камилла Эуфросния Федрант. В ее венах текло немного черной крови. Или лучше сказать, немного белой крови? Я называл ее мулаткой, но теперь так не говорят о людях со смешанной кровью.

В то время я работал менеджером по персоналу в «Вестерн Юнион», в Нью-Йорке, а Камилла была моей помощницей. Совершенно не помню, как она получила эту работу. Думаю, просто приглянулась президенту компании. У нее была отличная квалификация — она окончила колледж, и очень хороший колледж, обладала утонченными манерами, быстро соображала и прекрасно выглядела. И к тому же умела говорить.

Она сидела напротив меня за столом. Очень часто, закончив работу, я просто сидел и болтал с ней — с этой очень умной девушкой, которой так и не пригодилось полученное блестящее образование.

Вскоре после того, как она стала моей помощницей, мы начали нанимать на работу женщин. Руководство считало, что это улучшит ситуацию. Мы сделали это еще задолго до всякого феминистского движения.

Однажды Камилла обратилась ко мне с такими словами:

— Мистер Миллер, мне кажется, некоторые из женщин-курьеров, которых мы нанимаем, занимаются не тем. Я получила несколько жалоб от наших клиентов.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я.

— Если говорить прямо, то некоторые женщины устраиваются курьерами, чтобы заниматься проституцией.

К собственному удивлению, я вдруг сказал:

— Мне сложно винить их. На их месте я поступил бы точно так же. Ты знаешь, считается, что это самая дурная работа на свете.