Яна Гецеу - Я, Дикая Дика

Вот Гоблин пусть катает меня теперь, раз подвязался! Хороший мальчик, покладистый — хочешь трахаться — пожалуйста! Хочешь бухать — «Поехали к тебе!» Травы — смотаться к «хорошему знакомому» в отдаленный район Черниковку никогда не трабл! Безотказный, как шлюха с наивными щенячьими глазами.

Вот, катаемся значит, с Гоблином. Путём не отошли ещё от дури, подташнивает. Вечер уже, довольно поздний, я подмерзаю, к нему, тёплому дураку, жмусь. Бли-нн, надо было по-любасу джинсы напялить, хоть и грязные, как была в юбке — так и погнали. Похомячили пирожков на углу, пива добавили. Кумар постепенно возвращается — на невыветренное нутро пива, конечно! Самый разгон идёт на следующий вечер, если бухать без перерыва. Ржём, весело! Как манаги напились.

Ну, приехали на Пятачок — ветром занесло. Гоблином, не Ветром. Могла бы думать, подумала бы, что сто пудов никого там нет! Хоть и не знаю, скока время, а и так ясно — по вечерам половина где-то, другая половина ещё где-то. Не смешно? А я всё едино ржу.

Короче, в этот раз там сидели постоянные обитатели: пьяный Бормотун — 1 шт, Крис-и-Антихрист — 1 шт, тож пьяный. Маша-Король с какой-то пьяной мужицкой мордой, Зоська (она-то здесь откуда?) и какие-то пацаны — 2 шт. Выпала я из тусовки, никого не знаю уже! Сели, принялись курить Гоблинские сигареты всей кучей, он по-накурке щедрый. Мы ржём, остальные поудивлялись и тоже развеселились. Хорошо так стало — ни Гдетыгдеты тебе, ни Ветра. Класс!!

И вдруг:

— Народ! Тсс! — поднимаю вверх пальчик: вроде байк поёт где-то недалеко, во дворах. У меня слух под травой всегда концентрируется и обостряется. Зрение — другое дело, раз туман пополз, значит, приход. Но, да ладно, не о моих особенностях пяти чувств речь. Все затихли, а я тычу:

— Во! — выруливает между домом и магазинчиком байк: у всех челюсть до полу, глаза в пять копеек екатериниских: «Харлей»! Настоящий, хромированный, блестящий, сексуальный — не хухры-мухры! Ва-аще! Не то, что мы тут на «Уральчике», патриоты бедные… У-у, какие у Гоблина глазки стали — козёл позавидует! Сами прикиньте. Когда все малость очухались, можно было и на седока перекинуться — тоже есть на что пообалдевать, само достоинство и простота, так ловко замешанные в одном байкере! Он поздоровался и с каким-то непонятным интересом уставился на меня: оглядел обстоятельно, деловито — не как женщину, а как некий говорящий предмет, пока все его байк щупали и охали. Хотя он больно-то не позволял, иногда говорил чуть свысока:

— Но-но! Не бескультурствуйте!

А мне просто кивнул, глядя странноватыми тёмными глазами прямо в глаза:

— Шут!

— Дика! — а руки не подал, и я убрала протянутую было ладонь. А ресницы-то у мальчика шика-арные! Над такими дивными и пугающими глазами…

— Дикая! — положил мне лапу на плечо Гоблин. Меня это немного раздражило — смотри-ка, хозяин, блядь! Только я всмотрелась что не так с парнем, а он… с меня эти глазюки большие, холодные аж весь кумар враз согнали! Наркоман что ли? Героиновый видно, тени на веках, волосы длинные как прутья, ирокез выбрит, а кожа пересохшая, какая-то серая. Белки глаз желтоватые, а зрачки широкие — широкие, и не поймешь, какого цвета. Губы сильно шелушатся — а катаешься без шлема, мальчик! Гоблин, конечно, давай с ним чё-то забодяживать о своём железном. Шут охотно отвечает. Потом смотрю, уже не знает как отклепаться от него. Просто в игнор, встал в полный рост, и перекрывая общие вялые базары, ни на кого не глядя всё так же пусто, объявил:

— Народ! Завтра в девять в «Экваторе» концерт наш, новая группа «Дети Смерти», так всех вас ждем! Вход бесплатный! Будет круто, халявное пиво, замогильный угар и вонь разложения, в том числе и морального, обещаем стопудово!

— Чё такое, чё играете? А кто? — народ малость оживился.

— Колбасим железный индастриал, я на ритме, Патрон Дурь — ну, вы наверняка не знаете! — с эдаким пафосом, тьфу! — Поёт, то бишь воет, и бас мучает, барабила Кайф и две девушки, — тут он сделал многозначительную паузу, — оч-чень красивые девушки — Айрин — соло, и Джойс — скрипочка.

— А Патрон… как? — подал голос Бормотун.

— Патрон Дурь, или Дурь Патрон.

— Да, вон он — кто? Чё-то не слыхал вроде…

— Дурь — Хозяин наш, — ответил Шут, и глаза его блеснули синими белками: — Старый-старый панк, ты знать не можешь, он давно-о в глубо-оком андеграунде тусуется. Ваще мутит щас интересную фишку втихаря, повезёт — ещё узнаете! — и зачем-то опять уставился на меня. А ночь сгущается, и так мне нехорошо от этих блестящих лихорадочных глаз… поспешно отвернулась — б-рр! — и наткнулась взглядом на Король. Она страшно побледнела, скорчилась, будто ей желудок свело, и смотрит в одну точку расширенными глазами куда-то в землю.