Феликс Аксельруд - Испанский сон

Она выпустила изо рта все, что в нем было, уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала.

И рыдала сколько-то мигов, совсем недолго, пока не почувствовала прикосновение к нижней стороне пальчиков на своей ножке. На их языке это означало одобрение, признание и восхищение. Это было просто невероятно, но это было так.

Она задержала дыхание между всхлипами. Вся ее страдающая душа устремилась Ему навстречу. Ее простили? Разве ее могли простить?

Она резко перевернулась на спину и увидела Его лицо рядом со своим. Он поцеловал ее в губы, в ее оскверненные губы, а потом изменил положение тела, и она вдруг увидела Царя — не змея! — и удивилась, почему ей дано Его видеть.

— Молодец! — пылко воскликнул Он. — Ай да дочь!

Она побоялась поверить.

— Так я что… смогла?

— Не все сразу, — сказал Он мягко, — это не так важно, смогла ты сейчас или нет. Главное, ты теперь знаешь, как . Змея-то ты попросту выплюнула.

— Как это, Батюшка?

— Уж не знаю. Надо у тебя спросить.

— Вот интересно… — Она задумалась, припоминая свои ощущения. Улыбнулась, вспомнив привидевшийся ей образ Царя. Вздрогнула, вспомнив, как ощутила змея.

Она тронула Царя рукой, бережно поцеловала.

— Батюшка, — попросила она, — я хочу любви…

—

Ты заслужила, — отозвался Он, — сегодня Я дам тебе еще много любви, милая.

И Он принялся ласкать ее. В тот удивительный вечер Он ласкал ее больше обычного, и во многом не так, как всегда. Я взрослею, понимала она, ощущая Его вокруг сокровенного места Царевны, и словно пенистый вал, придя из горячего моря, заливал, охватывал жаром горло, желудок, живот (вожделе…) и вздымал ее высоко (…ние!), и стремительно опускал, отступая, так что дух захватывало от паденья на влажные, ароматные капли, оставшиеся на берегу. И Царевна, смущаясь от влаги, от нутряного тепла, от резкого запаха этих особенных капель, отходила подальше от брега, к которому, пенясь, уже подступал (о-о…) новый вал, еще выше, еще горячей и стремительней прежнего. Ты вернешься, родная, обращалась она к Царевне; пережди, дай потешиться Своей низкой сестренке-пизде, редкой гостье на Твоем островке, гостье, ставшей внезапно и ненадолго хозяйкой… обмирающей от вож-де-ле-ни-я — да! вожделения… Ты вернешься… скоро вернешься, смотри: валы уже утихают… жар спадает… Ты видишь: влага сохнет уже… нелюбезный Тебе аромат ветром в море уносится… на берегу остается лишь чистота и покой… Возвращайся, Царевна; водворяйся в законное лоно, возвышайся и властвуй… Ты — хозяйка здесь… опять и надолго… в этих сладких владеньях… Отца Твоего, Царя…

Ей понравилось вожделение. И не было стыдно. Сказано же — природа берет свое. Интересно, можно ли вызывать вожделение по своему желанию?

И еще — узнать бы, каков женский оргазм…

Так она думала, засыпая.

Как-то раз, всего один, Он повел ее в церковь — в Починки, то есть ближайший населенный пункт, так как в их маленьком селе церкви не было. Она с любопытством осмотрела алтарное золото, строгие лики святых, поинтересовалась книгами, выставленными в лавке при входе, послушала кусочек службы, но скоро ей стало скучно и неуютно. Они ни разу не перекрестились; бабки в черном смотрели на них осуждающе.

— Батюшка, — шепнула она, — не пойдем ли домой?

Он, казалось, ждал только этого.

— Понравилось? — спросил Он ее по дороге, среди розовеющих гречишных полей.

— Наверное, нет, — призналась она как бы с сожалением. — Красиво… но скучно… непонятно, зачем…

— Люди верят, что есть Бог.

— Я знаю. Но верят же не все… И ведь на самом деле его нет, правда? Это как игра?

— Хороший вопрос! — усмехнулся Отец. — Кто и когда бы точно ответил?.. Одно скажу — если Бог и есть, то Он вряд ли таков, каким они Его себе представляют.

— А зачем мы ходили туда?

— Я хотел, чтобы ты посмотрела, чему поклоняются люди.

Она подумала и спросила:

— Можно, мы больше не будем туда ходить?

— Да и не будем, родная; сама видишь, тебе это ни к чему. Однако, чтоб быть похожей на других, разумно бы знать что-то из этого общего достояния…

— А никто толком не знает, — сказала она пренебрежительно, по-взрослому. — Девчонки в школе обсуждают иногда… Сами путаются, спорят. Я стала думать, да и тоже запуталась.

— Немудрено. Путаное дело религия; однако, есть в ней одна замечательная вещь, созвучная нашему Царству. Когда Бог, как верят, создал все сущее, было всего два человека: Адам и Ева. Были они блаженные, значит счастливые, и непорочные, то есть, по-нашему, Царь Адамов был настоящим Царем, а Царица Евы — Царицею. И жили они в раю.