Феликс Аксельруд - Испанский сон

— Батюшка, — сказала она как-то раз, — ребята в школе — матерщинники. Хорошо ли ругаться матом?

— А как ты сама думаешь? — спросил Отец.

— Наверное, плохо.

— Конечно, дочка; они оттого так делают, что нет у них Царя ни в голове, ни в душе, ни вообще в жизни. Что с них взять? Пожалеть разве. Однако одно слово стоит особняком, и в Царстве нашем употреблять его должно. Слово это — пизда ; они так называют это чудо, — Он мягко провел по Царевне рукой, — потому что ни о какой Царевне вообще не ведают. Слово это равносильно змею у мужчины. Когда тебя охватит вожделение (а что это такое, ты узнаешь со временем), тогда Царевна от тебя отступит, и останется — просто пизда.

— Пизда, — с удовольствием повторила она, довольная, что получила право употреблять взрослое слово. — Но ведь змея от Царя отличить легко, Батюшка. А чем пизда отличается от Царевны, каким признаком?

— Отличишь. Влага появится. Запах особый…

Она брезгливо сморщила нос.

— Не хочу.

— Не волнуйся, милая, это бывает ненадолго.

Она немного подумала, принимая Его ласки.

— Батюшка, а других матерных слов не нужно говорить?

— Нет, родная; да и это тоже не говори на людях, даже если вокруг все подряд будут ругаться через раз. Не роняй себя.

— Они говорят не Царь, а…

— Знаю, милая. Что ж, так они ценят своих Царей.

В другой раз она сказала:

— Батюшка, я знаю, отчего дети родятся: от семени, которое истекает из змея.

Он покачал головой.

— Здесь не совсем ты права, дочь; здесь целая наука, и пора тебе понять. Одно дело семя, истекающее наружу, в свет, как у Меня, ты знаешь, бывает по ночам; оно и впрямь исходит от змея. Другое же дело, когда семя истекает вовнутрь женского тела. Это разные вещи. Есть одна, крайняя ипостась у змея — зверь; то змей, вожделенно стремящийся к пизде и любострастно овладевающий ею. Да, бывает, что от этого родятся дети; но знай, что в тот момент, когда происходит зачатие, пизда прекращает быть таковой — становится опять Царицей.

Она опять думала, осмысливала новое знание.

— А наш Царь, Батюшка, когда зачинал меня, тоже был зверем?

— Хороший вопрос, — похвалил Он, — знай же, что никогда наш Царь не был зверем, и гордись, что зачинал тебя Царь.

Она удивилась:

— Как это?

— Тайна сия велика есть, — улыбнулся Отец, — невнимательно слушаешь: зверь, сказал Я тебе, это змей, вожделенно стремящийся к пизде и овладевающий ею любострастно. Целью такого соития может быть как низкое удовольствие (что чаще у людей и бывает), так и зачатие, без коего вымер бы человеческий род. Но если цель мужа и жены — одно лишь зачатие, то ни вожделения змея, ни любострастия зверя для такого дела не требуется. Люди устроены так, что Царь с Царицею не могут соединиться, пока Он не предстанет змеем, а Она — пиздой; однако, как Я сказал тебе, пизда оплодотворяемая есть Царица, а змей, входящий в нее невожделенно, то есть ради зачатия, есть отнюдь не зверь, а Царь великий и благословенный. Таким-то Царем ты и была зачата, дочка, потому-то мы оба с тобой и особенные. Ты поняла?

Огромным новым миром веяло от Его слов. Она замерла от восторга, и ей вдруг почудилось, что Царевна, уже окруженная вьющимся нежным пушком, слегка увлажнилась.

— Поняла, Батюшка, — пролепетала она. — Батюшка… а если моя Царевна побудет пиздой… совсем ненадолго… Ты не будешь ругать меня? — И, предчувствуя благоприятный ответ, еле слышно прошептала: — А Ты будешь ее ласкать, Батюшка?

Однажды настал момент, который не мог не настать: змей явился в течение сладкого часа. Она озадаченно смотрела на него, не зная, как поступить. Продолжать ласку? — то есть, поощрять низкую страсть? Этого она не могла. Прерывать сладкий час? Она не хотела.

Змей уже не пугал ее. Она привыкла просыпаться, когда рядом с ней возникало это большое и темное, испускало невостребованное семя — она узнала, что это зовется оргазм — и вновь уходило в свои неизведанные края. Иногда она даже не просыпалась от этого. Но наутро в таких случаях ей бывало стыдно, потому что у нее возникла новая обязанность и потребность — обтирание . Это нужно было делать сразу после оргазма, прежде, чем семя начнет высыхать. Вначале она промокала его мохнатым полотенчиком, которое впитывало почти все, а затем тряпочкой, смоченной в теплой воде, стирала оставшуюся пленку, тонкую до незаметности, но способную при высыхании клейко и неприятно стянуть Его кожу. Важно было также не оставить семени в волосах — иначе наутро, чтобы разделить склеенные волосы, ей приходилось тянуть за них, причиняя Отцу неудобство и боль. Наконец, завершив обтирание, она брала тюбик питательного крема, выдавливала себе на ладошку его толстый душистый лепок, похожий на удаленное семя, и с удовольствием втирала в обихоженные ею покровы. Особенное внимание она уделяла Царю возрожденному, обтирая и снабжая кремом каждую Его нежную складочку, покрывая Его быстрыми маленькими поцелуями и испытывая от всего этого тихий кроткий восторг.