Феликс Аксельруд - Испанский сон

— Ты думаешь, можно отложить страх на потом?

— А почему нет? Ребенок не смог бы; но ты же взрослый человек и хотя бы в какой-то мере вольна над своими эмоциями.

— Я подумаю, — медленно сказала Вероника. — Может быть, эта идея — самое важное, что прозвучало за оба сеанса… для меня, конечно, — поправилась она, — ты понимаешь… Может быть, это моя путеводная звезда.

Тепло распрощавшись с Вероникой, Марина прогулялась по солнечной эспланаде, дала десять песет профессиональному нищему, за «Макдональдсом» свернула в сумрачный переулок и зашла во двор обветшалого, предназначенного на слом здания. Здесь она подошла к ожидавшему ее темно-серому «Сеату-Толедо», открыла заднюю дверь салона и уже вознамерилась сесть, как вдруг сцена, разыгрывающаяся в двух шагах от машины, привлекла ее внимание — она даже сама не смогла бы сказать, почему.

Сцена эта была совершенно обычная — облезлый, видавший виды «москвич» не заводился; хозяин или во всяком случае водитель открыл капот и шнырял между кабиной и двигателем, пытаясь устранить поломку, а справа от «москвича» стоял мальчик в курточке из кожезаменителя, взирая на усилия водителя молча и с выражением разве что легкой досады на лице.

Испытывая смутную тревогу от непонятности своего побуждения, Марина рассмотрела вначале водителя «москвича» и не нашла в нем решительно ничего примечательного. Он был средних лет и одет очень просто; лицо его, кроме непосредственных технических забот, отражало долгий трудовой стаж по рабочей профессии, в целом положительный моральный облик и, может быть, самую чуточку излишне позволенного накануне. Затем Марина рассмотрела мальчика и тоже не нашла ничего. Ему могло быть двенадцать лет, а могло и четырнадцать; он был скорее симпатичный, чем уродливый, и скорее упитанный, чем худой, но все это укладывалось в рамки чего-то среднего. Единственным в этой парочке, что могло тянуть хоть на какую-то оригинальность, было отношение мальчика к водителю да и вообще к происходящему: он вел себя так, будто водитель ему не родственник, а персональный шофер, который день изо дня копается в своей машине и никак не может починить окончательно; и полагалось бы его уволить, да жаль.

Оттого, что никакой другой мысли в голове не мелькнуло, Марина решила проверить такое предположение. Она сделала два шага, отделяющие ее «Толедо» от «москвича», и с сочувственным видом уставилась на последний. Прождав несколько секунд, позволяющих уже завести разговор, она посмотрела на мальчика и спросила:

— Мальчик, у тебя проблема?

— Ага, — кивнул мальчик, бросив на нее короткий и безразличный взгляд. — Не заводится.

— Может быть, я чем-нибудь помогу?

— Помоги, — согласился мальчик запросто, но без особенной радости. — Мне нужно кое-что перевезти.

С этими словами, не обращая внимания на продолжавшего копаться в моторе водителя, он проделал несколько странных манипуляций. Вначале он открыл багажник «москвича», затем полез в скопление проводов на задней вертикальной стенке багажника, что-то там нажал или повернул, затем снова закрыл багажник, а затем согнулся в три погибели и что-то еще раз нажал или повернул под бампером старенького автомобиля.

Едва он сделал это, как крышка багажника «москвича» плавно раздвинулась — незаметная глазу трещина или просто царапина неправильной, зигзагообразной формы вдруг разошлась, чем-то напомнив Марине выбегающую из металлических зубцов ступень эскалатора или, может быть, машинку для стрижки волос. Мальчик взялся за кромку образовавшейся прорези и дернул ее вверх. Часть крышки багажника поднялась и явила под собой бардачок, явно не предусмотренный конструкцией автомашины и представлявший собой настоящий тайник — толщиной не более «дипломата», но весьма поместительный из-за своих приличных размеров и сплошь забитый какими-то плоскими квадратными пакетами.

— Бери, — сказал мальчик и показал Марине пример, вынув из тайника столько пакетов, сколько мог унести в руках. Затем он сделал два шага к Марининому «сеату» и уже наладился было положить пакеты на заднее сиденье (благо дверца так и оставалась открытой), но передумал и коротко бросил водителю: — Открой багажник. — Даже «пожалуйста» не сказал.