Феликс Аксельруд - Испанский сон

Франсиско поделился с Наташей своими мыслями.

«Ты идиот, — сказала Наташа. — Что может быть проще? Подходи к нему и начинай говорить по-испански. Да погромче, да понастойчивей! это вы умеете; не показывай ему, что знаешь хоть одно русское слово. Спросит документы — кричи еще громче, но не вздумай ничего показать. В итоге кто-нибудь из испанской охраны вмешается; или он сам не выдержит, попросит их разобраться. Не разговаривай с охранниками! все они тоже из вашей guardia civil; единственное, что они должны знать — что ты испанец и ты в беде; требуй встречи с любым чиновником, лучше женщиной — там-то и поговоришь о деле».

Так Франсиско и поступил. Не буду перечислять скучные трудности, с которыми пришлось столкнуться далее… скажем так: к концу семидесятых годов семья Кампоаморов, все еще продолжавшая держать харчевню в Йебенесе, разом увеличилась на пять человек; вдобавок Наташа возвратила себе имя, некогда осенившее три счастливейших дня ее жизни.

Престарелые родители Франсиско сошли в могилу один за другим; казалось, они и задерживались на этом свете только затем, чтобы простить блудного сына, познакомиться с белокурой снохой и полюбоваться внуком и правнуком. Надо признать, что оставшиеся йебенесские Кампоаморы были не очень-то рады возвращению Франсиско; несмотря на то, что сорок лет все они честно трудились на благо семейного дела, первейшим законным наследником был именно он. Ладно! родные братья худо-бедно нашли общий язык… а вот отношения молодых поколений, честно скажу, не сложились; да и Йебенес, столь милый теперь сердцу старшего Франсиско, не произвел на молодых никакого особенного впечатления. Видя все это, наш герой спросил мнения своей умной супруги, а потом собрал семейный совет.

«Я люблю вас всех, — сказал Франсиско, — и не хочу, чтобы кто-то чувствовал себя обиженным или обделенным. Не буду отбирать у вас, мои братья, заслуженных вами долей; вместо того войду в дело на равных и останусь в родимом Йебенесе. Что же касается моего сына, невестки и внука, то — как ни горько говорить это именно мне — было бы лучшим для всех, чтобы они перебрались в город побольше. Ясно, что для их устройства потребуются немалые денежки; но поскольку они не будут претендовать на долю после нашей с Исабелью кончины, я хочу, чтобы эта доля была выплачена им прямо сейчас. И конечно, они должны всегда быть желанны в нашей просторной фамильной касе на время лихолетья или даже отпуска».

И все дружно сказали: «Это поистине мудро».

Ген скитаний, пробуждающийся в Кампоаморах с интервалом в сто с лишним лет, вдоволь порезвился по линии старшего Франсиско. Молодая семья перебралась в Толедо (час небыстрой езды до Йебенеса), но через какое-то время разделилась и она: самый младший Франсиско поступил в университет и уехал в Мадрид (еще час езды). Только-только родители переехали вслед за ним, как тот получил отличное предложение в Барселоне.

Тут бы ему и жениться… но здесь, как говорится, заминочка вышла. То одно, то другое… ни одна из невест почему-то никак не устраивала. Годы шли; дряхлеющие его дед с бабушкой Исабелью и стареющие Франсиско Франсискович с женой все чаще вздыхали при встречах. И тут Франсиско познакомился с молодой дамой… у меня нет слов, чтобы описать все ее достоинства. Я также не буду описывать чувства горячего кабальеро, каким был Франсиско к этому времени; скажу только, что большего желания, чем жениться на ней, он в жизни не имел.

У молодой дамы была единственная особенность — язык не поворачивается назвать ее недостатком — она была знатных кровей и не желала выходить замуж иначе как за человека с титулом. Конечно, в наше время прихоть, подобная этой, способна показаться претенциозной или смешной; Франсиско робко попытался разубедить предмет своих воздыханий… однако без толку; единственное, чего он достиг — это фразы «вот если бы…», которая зажгла для него хоть и слабенький, но все же лучик надежды. Обуянный горем, он взял отпуск и со стонами бродил по окрестностям Йебенеса среди заброшенных ветряных мельниц, таких же, с какими некогда воевал Дон Кихот. В отчаянии он поведал о своих невзгодах деду Франсиско… и, к великому изумлению, услыхал:

«Pues, не крушись прежде времени; может, это дело не так уж и безнадежно. Ведь если бы не превратности судьбы, весь наш род был бы давным-давно благородным… э-э, уже триста лет тому». — И старший Франсиско поведал своему превратившемуся в слух внуку ту историю, которую мы так хорошо знаем.