Феликс Аксельруд - Испанский сон

Франсиско же повезло несравненно больше, чем Эдику: он и десяти лет в лагерях не провел. После войны — я имею в виду вторую мировую — генералиссимус учинил недолгое послабление; именно в этот момент железные двери и выплюнули Франсиско на улицу сибирского городка, чем-то даже похожего на милый, утраченный Йебенес. Покрутив головой по сторонам, он увидел невдалеке от себя светловолосую женщину, которая держала за руку мальчика в гимнастерке и пристально смотрела на него. Затем эти двое подошли ближе, и три жаркие кастильские ночи из своей немыслимой дали моментально довели кровь Франсиско до точки кипения.

«Исабель», — сказал он, не веря своим глазам.

«Меня зовут Наташа, — сказала Исабель. — Привыкай; а это твой сын».

«Мой сын, — повторил Франсиско, еще не веря нежданому счастью. — А тебя как зовут?»

Мальчик насупился и прижался к матери.

«Его зовут Франсиско, — сказала Исабель, то есть Наташа. — Мне сказали, что ты погиб в сражении, и я назвала его так в твою честь. Поскольку твоей фамилии я тогда еще не знала, то записала его на свою; таким образом, по метрике он Франсиско Франсискович Морозов».

«Франсиско Франсискович, — мечтательно сказал наш герой. — Наташа… Как все это красиво! А можно тебя поцеловать?»

«На улице нет. Вот придем домой, тогда будешь целовать сколько вздумается».

«Домой… Но как ты нашла меня?»

«Со временем узнаешь. Пошли».

И они пошли и стали жить-поживать.

Ясно, что наш герой, счастливо избавившись от тяжелой длани одного генералиссимуса, не сильно хотел к другому; газета «Правда», яростно ругающая последнего, надолго сделалась его любимым чтивом. Со временем, как и обещала Наташа, он узнал, как она его нашла. За свою невозможную в полевых условиях беременность она была разжалована из агентов и возвращена на родину, однако путем невероятных усилий (о которых, впрочем, Франсиско так и не узнал) не только избежала ареста, но даже ухитрилась осталась в органах, правда в их самом низу. Впрочем, в силу устройства органов, низ этот мог служить страшным орудием человеку, знакомому с правилами игры; а Наташа была именно таким человеком. Она методично выявила врага, отославшего ее на восток от единственного и неповторимого, затем — врага, что сокрыл от нее фамилию единственного; затем врага, что наврал ей про его гибель, и так далее; последним был выявлен враг, разжаловавший саму Наташу. Нет нужды говорить, что все эти враги получили заслуженное.

Чего не смогли простить Наташе органы, так это ее брака с бывшим политзаключенным. Она в очередной раз отнюдь не чудом, но напряженной работой мысли избежала ареста — и сделалась тайной, злобной антисоветчицей. Франсиско Франсискович был записан испанцем по паспорту и получил законную фамилию Кампоамор. Женившись, он без особых раздумий назвал сына Франсиско. В тот год, когда этот самый младший Франсиско пошел в школу, кровавый диктатор на полуострове приказал долго жить; через недолгое время Наташа зазвала мужа на кухню, включила по радио музыку и тихонько сказала:

«Вот-вот откроется посольство Испании».

«И что?» — спросил Франсиско.

«Готовься. Будем уезжать».

Франсиско начал готовиться, то есть придумывать речь перед воображаемым чином-соотечественником. Здесь я должен пояснить, что в тогдашней Москве к дверям посольств не подпускали кого попало; возле каждой такой двери стоял человек, одетый в форму милиционера, и бдительно пресекал попытки советских людей войти в контакт с иностранцами. С некоторых пор Франсиско боялся людей в форме; самой большой трудностью в предстоящей ему задаче он считал человека, мимо которого придется пройти.

Значит, так, думал Франсиско. Подхожу к дверям; тут он спрашивает: «Куда?» Я говорю: «На родину-с». Он говорит: «Ваши документики». Достаю кислые свои документики, а то и попросту говорю: «Нету». Он говорит: «Придется пройти» — и вызывает наряд. Не годится: увезут и сдадут кому положено. Другой вариант: спокойно иду себе, нагло, как бы и не замечая человека в форме; только он сообразит, что мимо него прошел нарушитель, а я уже тама. Тут он — свистеть, кричать… а я — бежать со всех ног куда глаза глядят. Тоже не годится: догонят… уже, можно сказать, на родной земле… и опять-таки сдадут кому положено. Может, подождать, когда отвернется? Броситься под машину посла (между прочим — комментарий рассказчика! — не кого-нибудь, а самого дона Хуана Антонио Самаранча, будущего президента МОК)?