Феликс Аксельруд - Испанский сон

Опять меня клонит к теме, отложенной мною на сладкое; постараюсь следить за собой. Нынче башен восемь — с двух сторон по четыре. Они попарно соединены наклонными галереями; нетрудно догадаться, что галереи эти задуманы не только для прочности, но и чтобы переходить из одной башни в другую. Задрав головы, мы увидели балкон, охвативший кольцом почти самый верх одной из башен и кажущийся снизу тонюсеньким… там, на этом эфемерном балконе, стояла кучка людей. Мы с Филом переглянулись. Барселона — вид с птичьего полета… а?

Мы нашли вход в башню — недолго искали, так как он находился все там же, на строительной площадке… и тут нас ждало некоторое разочарование: мы были уверены, что в башне есть лифт — как же, такая высота! — а лифта не было. В инженерном смысле башня явно задумана как одна большая лифтовая шахта; внутри нее, такой огромной, вообще нет никаких помещений — только пустое шахтное пространство, уходящее ввысь, да еще довольно узкая винтовая лестница вдоль стены, обвивающая по ходу часов это пустое пространство и отделенная от него с правой руки некими каменными кружевами. Кружева эти — я остановлюсь на них поподробней, потому что это существенно — представляют собой столбы, тянущиеся с самого низа до самого верха. Внизу, где пока еще находились мы, столбы были на приличном расстоянии друг от друга, и для удобства людей — то есть попросту чтобы не упасть с лестницы в шахту — между столбами тянулись каменные же заграждения типа перил. Выше, где из цилиндра башня переходила в конус, столбы должны были, по идее, сближаться друг с другом, а может, и слиться воедино. Вот так была устроена башня внутри.

Нам стало ясно, что путешествие до верхней площадки продлится дольше, чем мы рассчитывали. Мы опять переглянулись. На лице Фила я прочла все ту же решимость — разве мы не молоды, говорил его взгляд — но Сашка, лишенный комплексов и романтики, поскучнел и запросился в салон игровых автоматов, который он высмотрел на площади, пока мы стояли за входными билетами. Он показал мне этот салон издалека; поколебавшись, я дала ему триста песет и строго наказала ждать там безвылазно. И он весело побежал — я проводила его взглядом и убедилась, что он сумел перейти через площадь — а мы с Филом вернулись в башню и резво двинулись вверх.

Лестница была устроена, в общем, удобно для ходьбы; она не была ни утомляюще крутой, ни раздражающе пологой. Однако… как я уже сказала, она была довольно узка; на самом деле это не совсем точно — она очень узка, и чем выше мы забирались, тем она становилась уже. На какой-то высоте (повторяю, этажей нет, поэтому взбирающимся нечем мерить высоту, кроме разве что ступеней) мы с неудовольствием обнаружили, что по одной и той же лестнице люди ходят не только вверх, но и вниз. Чтобы пропустить идущих навстречу, приходилось прижиматься или к стене, или к перилам. Ясно, что тем, кто поднялся до нас, нужно было спускаться; молчаливо предполагалось, что наверху поток посетителей как-то организован — возможно, с применением соединительных галерей — так, чтобы люди спускались не по той лестнице, по какой они поднимались до этого. И действительно, добравшись до первой из таких галерей, мы убедились в том, что по ней можно перейти в соседнюю башню... но никто не организовывал движения; в обеих башнях люди ходили вверх и вниз как им только заблагорассудится.

Подивившись на такую безалаберность (я еще не знала тогда, что она является неотъемлемой чертой испанского характера), мы продолжили свой путь. Между тем было уже высоко; пространство, открывавшееся взгляду направо поверх перил, внушало трепет. Стена, тянущаяся слева от нас, наоборот, успокаивала своей надежностью, радовала глаз разноцветными письменами, появлявшимися на ней там и сям, в том числе и по-русски. Через сколько-то ступеней вместо очередной такой надписи в стене появилась дыра. Мы осторожно приблизились к этой дыре и, цепляясь за ступеньки — больше цепляться было не за что — выглянули наружу. Дыра оказалась выходом на крошечный балкончик изумительной, причудливой формы (как и все у Гауди); больше всего он походил на фрагмент странного цветка, какого-нибудь ириса, прилепленный к башне снаружи. Перила цветка-балкончика были неодинаковой высоты. В центре они были высоки и казались вполне безопасными; зато по краям, в местах своего соединения с телом башни, они были такими низенькими, что один неверный шаг на балкончике казался чреватым потерей равновесия и неминуемым падением в пропасть.