Феликс Аксельруд - Испанский сон

Я бы взяла, ответила она голосу, но ведь это знакомый. Даже более того — знающий обо мне так много… помнящий Отца… Ну и что, сказал голос. Каких знакомых ты исключала? Тех, что когда-то прошел твои испытания. Кого ты имела в укромных уголках. А этого разве имела? А что знает тебя — по большому счету, это и лучше; значит, уже не придется слишком много всего объяснять… Помнит Отца? И что? Не рассказывай про Отца…

Какая я сегодня плохая, подумала она, ведь это же ясно, почему его рейтинг так высок — достаточно посмотреть на год рождения супруги… Небось, давно уже вместе не спят… то есть спят, но не трахаются… Да она даже если что-то и заподозрит, молчать будет в тряпочку — лишь бы любимому Гришеньке, или кто он там, было хорошо…

Познакомлюсь-ка я с ней. Посмотрим. Раз уж мы с ним в самом деле знакомы, лучше, если трогательная сцена произойдет прямо в ее присутствии. Почему не сейчас? Именно сейчас; позже будет странно — по идее, ей уже и сейчас полагалось бы знать об его поступлении. Вперед! Давно не импровизировала… Она вышла из кабинета и весело двинулась по коридору.

Все, кажется, вышло хорошо. Взаимное удивление… радость встречи… обзор новостей… анализ случая… Да, начало хорошее. Она даже осмелилась лично проводить Григория Семеновича в палату — ей было интересно, как на это отреагирует его жена; и ей казалось, что реакция была именно такой, какую она бы хотела.

Сердце ее билось радостно, как всегда в преддверии приключений. Она возвращалась в кабинет, собираясь более внимательно посмотреть, каковы сегодняшние дела Григория Семеновича. Не те дела, о которых ей рассказали Григорий Семенович и его жена, а те, что на самом деле.

— Мариночка, — услышала она негромкий голос.

Голос раздавался сзади и принадлежал Анне Сергеевне, кандидатке в Госпожи. Сердце Мариночки екнуло и забилось еще радостней, чем до того. Есть! Клюнула! даже раньше ожидаемого! Она обернулась.

— Извините, пожалуйста, за беспокойство…

— Что вы, Анна Сергеевна… Вы что-то забыли сказать?

— Я просто не хотела говорить при Нем.

Она произнесла это слово с большой буквы, и Марина почувствовала легкий укол ревности. Она еще не успела принять решение, а Анна Сергеевна пользовалась Ее — Царевны — привилегией легко и свободно. Хотя почему это только Ее привилегия? Если Анна Сергеевна — Госпожа, то, значит, и ее — Госпожи — привилегия тоже… Мелькнула и сгинула еще одна мысль, странная, как все сегодня — может, у них свое Царство?.. Абсурд. По возрасту в дочери не годится. Значит, сестра? Да что с ней сегодня творится… точно сумасшедший день… но все это что-то да значит…

— Видите ли…

Анна Сергеевна выглядела смущенной.

— Я слушаю, продолжайте, — улыбнулась Марина так, как она хорошо умела улыбаться со времен своего первого проникновения в психдом. Эта улыбка специально была предназначена для пожилых дам; она делала их сердца мягче воска.

— Как вы знаете, — сказала Анна Сергеевна, — Гриня, то есть Григорий Семенович — врач; Он всю жизнь в медицине. Конечно, это не могло не отразиться на профессиональном составе наших друзей; вполне естественно, что при этой госпитализации не обошлось без их совета, содействия и даже опеки. Казалось бы, это очень хорошо — знать, что к Нему отнесутся внимательно и, может быть, неформально; но, к сожалению, это имеет и негативную обратную сторону.

Она опасливо огляделась вокруг.

— Я могу быть с вами вполне откровенной?

— Ну конечно же, Анна Сергеевна, — тепло сказала Марина. — Как вы уже поняли, я была в дружеских отношениях с вашим мужем; больше того, в один трудный для меня момент он оказал мне услугу, и если бы я сейчас что-нибудь могла для вас сделать, это было бы чрезвычайно приятно для меня.

— Очень хорошо, — сказала Анна Сергеевна. — Дело в том, что и главврач больницы, и Гринин лечащий врач — он же заведующий отделением — наши хорошие друзья. Вместе с тем, они отличные специалисты; я вполне уверена, что они сделают для Грини все, что только возможно, и даже более того. Но я совсем не уверена, что если… если там что-нибудь серьезное… то есть, если…

Она достала из сумочки платочек и мяла его в руках, не решаясь начать вытирать глаза при Марине.

— Кажется, я понимаю, — сказала Марина. — Вы опасаетесь, что из ложно понимаемого сочувствия… или, скажем так, стремясь оградить лично вас от возможных плохих известий… от возможных невзгод…

Анна Сергеевна схватила Марину за руки.