Феликс Аксельруд - Испанский сон

— А-а.

— Потому-то я и хочу, чтобы ты рассказала. Чтобы свериться со своими воспоминаниями. Пошли, я тебя с ним сведу.

— Да мы же знакомы.

— Ты трахнулась с ним?

— Нет…

— Вот видишь. Говорю, вас нужно свести.

Они пошли, и Ольга свела ее со Стаковским, то есть затеяла такой разговор, от которого ровно через тридцать секунд змей забрался под Его пижаму. Тогда Ольга фривольно хлопнула Его по оттопырившейся пижаме, а Марину по заднице, сказала: «Пора процедур» — и оставила их наедине. И Он оказался именно тем, кого она искала.

Когда Марина — приятно и, можно сказать, даже счастливо удивленная — вслед за Стаковским покидала гостеприимную комнатку, первым человеком, которого она увидела в коридоре, была Ольга. Безусловно, это было совпадение; не такова была Ольга, чтобы специально прогуливаться по коридору, ожидая подружку с рапортом. А Марина, под впечатлением только что виденной ею убедительной победы Царя, даже и забыла о данном Ольге обещании — конечно же, она не была готова ни к какому рассказу. Но Ольге такое и в голову не могло прийти. Она немедленно увлекла Марину к себе в кабинет и, закурив, спросила:

— Ну — обманула я тебя?

— Нет, — честно признала Марина.

— То-то же. Рассказывай.

— Ах, да…

Марина задумалась. Пришла пора расплаты. Она вообще никогда в жизни никому не рассказывала о своих любовных делах, если не считать двойного отчета Корнею о том, что было видно сквозь просвет в занавеске — сквозь злополучный просвет, перевернувший ее жизнь. Всегда рассказывали только ей, и она охотно слушала. Теперь предстояло рассказывать, да еще о чем — о победе Царя? Ольга даже не знала, что она девственница.

— Тебе как рассказывать — мои впечатления, или что было? — уточнила она для начала.

Ольга хмыкнула.

— Рассказывай все подряд.

— Мы разделись, — начала Марина. — Не совсем догола; на мне оставались трусики, а на Стаковском — часы. Я хотела, чтобы Он сам снял с меня трусики.

— Дальше.

— Он выполнил мое желание, — сказала Марина, — я имею в виду — снял трусики… Да, забыла: все это время, пока мы раздевались, Его член продолжал стоять, так что мне не нужно было делать что-то специальное, чтобы Он возбудился.

— Ну? Дальше!

— Я раздвинула ноги. Легла и раздвинула…

Лицо Ольги помаленьку вытягивалось.

— Ну…

— Он лег сверху на меня и вставил Свой член в мое влагалище. Мы перепихнулись.

— Как-то скучно ты рассказываешь, — заметила Ольга с явным разочарованием. — Как будто это Ленинский зачет, а не рассказ о блядке.

— Ну, если не получается — виновата я, что ли? — огрызнулась Марина. — Не у всех такие литературные способности, как у тебя.

— Значит, нужно их развивать, — строго сказала Ольга. — Иначе ты так и останешься на этом уровне, то есть не сможешь мне ничего рассказать. Да и не только мне… Ты понимаешь, насколько собственное косноязычие обедняет духовную жизнь человека?

— Я все понимаю, — виновато сказала Марина.

— Ладно, — смягчилась Ольга, — продолжаю списывать на твою молодость… Но учти, счет растет.

Марина пристыженно молчала.

— Чтоб у тебя было больше практики, — добавила Ольга, — следовало бы улучшить твои жилищные условия. Как раз сейчас у меня есть такая возможность. Не всегда же тебе пользоваться моим личным ключом…

— Что ты имеешь в виду?

— В больничном общежитии заселяется комната.

— Чем же это лучше училищного?

— Ну, во-первых, — сказала Ольга, — скоро ты закончишь, и тебя все равно оттуда попрут; а во-вторых, комната-то одноместная. Улавливаешь намек?

— Как одноместная? — удивилась Марина. — Разве в общежитиях бывают одноместные комнаты?

— В принципе, конечно, нет; сама этимология слова «общежитие» восстает против такого. Но, видишь ли, это не совсем обычная комната. Раньше в ней располагался особый отдел.

— Отдел чего?

— Не знаю, — ответила Ольга; — если бы я в свое время не уволилась из горкома, то наверняка бы узнала когда-нибудь, а так — не успела узнать. Давай я лучше расскажу тебе то, что знаю. Лет десять назад в этом общежитии было немало подобных комнат с самыми разнообразными названиями. Например: ленкомната, штаб, политпросвет, первый отдел, второй отдел и так далее. Разбираться в их назначении совершенно бессмысленно.

— А кто распоряжался этими комнатами? — спросила Марина.

— Хороший вопрос; уж во всяком случае, не больница и не комендант общежития. Комендант, в отличие от меня, в свое время не поступился принципами. Когда стало понятно, что партия прекращает руководить, фрондирующий главврач — знаешь, что такое фрондирующий?.. — пригласил коменданта и велел перепрофилировать для жилых нужд все до одной комнаты специального назначения. Но комендант отказался.