Лидия Ланч - Парадоксия - дневник хищницы

Оказалось, что его тоже интересует тайная жизнь неодушевленных вещей. Постоянно таскал домой всякий ржавый хлам, завороженный процессами возрождения, разложения, регенерации. Мы шили маленькие мешочки для талисманов «на удачу» и наполняли их сильными травами, березовой корой, крылышками цикад, зубами, мелкими косточками. Белое ведьмовство, скомпонованное вокруг чистой юношеской интуиции. Во мне вновь пробудились вампирические наклонности — я опять стала пить кровь солнца (сына). ((прим.переводчика: в английском слова sun — солнце и son — сын произносятся одинаково.))

Это было божественно — когда рядом был человек, который в силу своей неопытности пока еще не замкнулся в порочном круге из любви, ярости, энтропии, выздоровления, любви, ярости, энтропии и т.д… в том самом круге, в котором вертелась и я сама и все, кого я знала.

Я ни в коем случае не развращала его цветущую юность. Мне просто хотелось, чтобы он научился, что не надо ни в чем себя сдерживать — что человек должен следовать своим природным склонностям. Я предоставила ему свободу — абсолютную свободу. Я поощряла его не стесняться своих желаний. Воплощать все фантазии и мечты. Я привязывала его к кровати, приковывала наручниками к решетке на окне спальни. Сажала на табурет, привязывала его ноги к ножкам. Руки стягивала за спиной, завязывала глаза. Уходила из дома на час, на два. Чтобы он окунулся в свои фантазии. Когда приходила, в комнате стоял мускусный запах его оргазма — еще теплый и влажный. Горячечное подростковое вожделение расходилось в пространстве, как рябь по воде. Я освобождала его от веревок. И тут же набрасывалась на него. Жадно, грубо. Заливала его всего. Снова и снова. Пока мы оба не падали в изнеможении. Падали и засыпали, как дети.

Но счастье — оно всегда недолговечно, когда тебя тянет на мелодраму. В течение нескольких месяцев я пребывала в блаженном оцепенении. А потом начался неизбежный зуд. Мы с Эдди были готовы расстаться. Я чувствовала, и он тоже чувствовал, что наши с ним отношения достигли своей высшей точки — дальше будет уже застой.

Мне предложили провести семинар в Институте Искусства Сан-Франциско. Краткий курс на один семестр. По предмету «Перформанс и видео». Так, как я это вижу. Вроде как оплаченный отпуск и возможность поэкспериментировать в контроле мозгов и массовом гипнозе. Разумеется, я согласилась. Хотя бы ради забавы. Снова, стало быть, еду на запад. Что может быть проще, чем взять двадцать студентов, отобрать у них все идеалистические леденцы на палочках, опровергнуть их представления о субсидиях на искусство и впрыснуть им дозу жестокой реальности. Тема моего семинара: смелость; как творить без бюджета; и важность автобиографических кровопусканий как новой формы искусства.

Очень скоро по институту поползли странные слухи. Разумеется, я это поощряла. Я даже просила своих студентов распространять обо мне всякие небылицы. Типа что мы затеяли колдовской ковен и вовсю занимаемся черной магией, поклоняемся Дьяволу и приносим ритуальные жертвы. И устраиваем жуткие оргии, разумеется. Смехотворные выдумки или глубокое проникновение во внутреннюю работу извращенной Владычицы Умов, которая совершенно сознательно культивировала злоупотребление властью? Граница была очень тонкой, на самом деле.

Я закрутила роман с одним из моих студентов. Итальянец с вечно измученным лицом, художник-граффитист с тэгом ПСИХ. Он ходил на занятия в плаще и спортивной вязаной шапочке. С отверткой в правом кармане. Как-то спросил меня, я это или не я учиняю ночные психические набеги к нему на чердак к Окленде, побуждая его к умопомрачительной мастурбации. Моя тонкая аура висит над его постелью. И толкает его ко мне.

Я призналась, что приехала в Сан-Франциско не просто так. Меня кто-то позвал. Я знала, что кто-то здесь ждет меня. Еще до того, как сюда приехать, я в течение многих недель бродила мыслью по астральным пространствам — по железнодорожным путям, глухим переулкам, аллеям, спальням. В слепых поисках человека, который меня зовет. Теперь я знаю, что это был он.

Меня поселили в квартире за счет института. Самое странное — всего в паре кварталов от того места, где мы впервые занимались любовью с испанским нацистом. Который по-прежнему мне досаждал. Я пригласила Барта к себе — под предлогом «прогнать» постановку, которую он приготовил для семинара. Монолог о том, как человек изо всех сил пытается распрограммировать свое сознание после четырехлетней «промывки мозгов» со стороны официальной церкви.