Лидия Ланч - Парадоксия - дневник хищницы

Все эти безумные, замороченные фантазии: что он приехал за мной по приказу главы своей сатанинской церкви, который избрал меня в качестве ритуальной жертвы — приношения, достойного Князя Тьмы. Что может быть лучше, чем Царство Смерти, где электричество магии всегда освещает проходы в соседнее измерение.

Сперва меня очень влекло к этой испанской скотине. Из-за ошибочного впечатления, что после курса интенсивной терапии и последующей реабилитации, из забитого ребенка, обиженного на весь мир и готового мстить всем и вся, он превратился — каким-то чудом — в озорного чертенка, способного простить, забыть и забить. Хитрая бестия. Сумел даже меня одурачить.

Его веселость, его зажигательное возбуждение — игристое, блескучее, — все равно омрачалось приступами депрессии, вспышками гнева, затяжными периодами сумрачного настроения. Спасения от этого не было. Как не бывает спасения от весеннего ливня — можно только надеяться, что он скоро пройдет.

Дни проходили в горячечном сексуальном бреду. Его дешевые трюки вполне удавались; я и вправду поверила, что он — Князь Тьмы, которому он так хотел подражать. Хотя я должна была сообразить, что к чему. Мастер в искусстве обмана и махинаций. Неотразимый насильник. Внешне — красивый, как сто чертей. Но внутри — весь гнилой.

Вполне вероятно, что он все выдумывал. Все. Я даже не знала, сколько ему лет. Когда он рассказывал о себе, каждый раз это была совершенно другая история. У меня у самой была склонность сочинять всякие сказки — вешать лапшу на уши, — но мне всегда удавалось выдерживать свои байки в реалистичном ключе, подводя кульминацию ближе к факту, нежели к выдумке. А он уже не различал правду и вымысел. В конце концов, запутавшись в паутине своей собственной лжи, он принял оборонительную позицию, стал раздражительным, агрессивным. Очень скоро мне это надоело, и я его выгнала на хрен.

Но он продолжал меня доставать. Постоянно звонил — извинялся, просил прощения. А когда я отказалась снова впустить его в мою жизнь, у меня дома стали твориться странные вещи — электрические разряды носились по комнатам, отчего двери шкафов и буфетов сами собой открывались и закрывались, как припадочные. Весь дом наполнялся отрицательно заряженными частицами, создавая силовые поля, через которые не пройдешь. Надо было немедленно что-то делать.

Святая вода, соль, шалфей. Изображение мерзавца, который, как я себе это воображала, преследовал меня через многие жизни. Попытка снять с себя груз его проклятия, которое, по его представлениям, я должна была у него забрать.

Я закрутила роман с одним юным красавцем, буквально мальчишкой, что помогло мне прийти в себя. Как-то раз я взяла велик и поехала в парк — очередная попытка вырваться из длинных щупалец моего испанского нациста. Он по-прежнему мне звонил. По-прежнему доставал меня. Как одержимый. Это было ужасно. И вдруг мне навстречу — пленительное долговязое видение во всем черном. Просвистел мимо. Склонившись над рамой ржавого дребезжащего велосипеда. Руки и ноги торчат во все стороны. Соски затвердели мгновенно. Я рассеянно ущипнула себя за сосок. Хотелось позвать его, развернуться, броситься следом. Потом я долго себя ругала, что не послушалась своего инстинкта. Приехав домой, я сразу же побежала к соседу-гомику. Вся в расстроенных чувствах: вернулась с пустыми руками, упустила такую добычу… лакомый кусочек. Сосед выспросил все подробности. Где именно я его видела. Что у него за велик. Какие глаза: голубые или карие. Блондин, брюнет или шатен. Ботинки, туфли или кроссовки. Потом напустил на себя заговорщицкий вид и сообщил, что он может устроить свидание уже завтра вечером. Эдди живет всего в паре кварталов от нас. Сосед-гомик уже несколько месяцев безуспешно пытается у него отсосать. А теперь у него будет хотя бы возможность увидеть из первого ряда — то есть, как я понимаю, у окна моей спальни, — как я буду лишать Эдди девственности.

На следующее утро весь мой задний двор был заставлен изящными железными столиками и стульями, спертыми у богатых соседей и в окрестных кафе. К подарку прилагалась коротенькая записка: «украдено для твоего удовольствия… всегда в твоем распоряжении… Эдвард Рекс…». В жопу цветы. Эдди ухаживал оригинально — преподнес мне садовую мебель. И тем более ценно, что он все это украл.

Он пришел ровно в девять. Военные сапоги до колен, черная рубашка, красная повязка на рукаве, неистовая эрекция. Влажная мечта фетишистки. Культурный, воспитанный, развитой не по годам, самозваный Гитлер-Юрген. Семнадцать лет. Он прожил у меня полтора года, только изредка отлучаясь домой, чтобы забрать свои книги, одежду и пообщаться с двенадцатилетним братом.