Дарен Кинг - Boxy An Star

Мертвый мальчик говорит:

— Я пришел тебе рассказать о тебе. Ну, какой ты.

— И какой я? — говорю.

Мертвый мальчик пожимает плечами:

— Ну, такой.

— Такой — это какой?

— Погоди. Сейчас все узнаешь.

— Но я не хочу. — Я укрываюсь пледом почти с головой. Только макушка торчит наружу. — Не хочу знать, какой я.

— Да, не хочешь, я знаю. — Мертвый мальчик лежит рядом со мной. Мы с ним лежим на одном диванчике, под одним пледом. — Поэтому я и хочу тебе все рассказать.

— Нет, не надо ничего рассказывать.

Мертвый мальчик говорит:

— Я тебя знаю.

— Не знаешь.

— Нет знаю, Ствол. Я тебя знаю. — Мертвый мальчик улыбается. И говорит тихо-тихо, не шепчет, а именно говорит, просто тихо: — Я знаю, чем ты занимался. И что ты сделал.

— Я ничего не сделал.

— Ты нюхал тот порошок, ну, который для носа.

— Я не нюхал.

Мертвый мальчик качает головой. Не в смысле, что нет, ты не нюхал, а в смысле, что нюхал, и это плохо, что я его нюхал, и теперь мне должно быть стыдно. Ну, за то, что я сделал.

— Зачем ты его нюхал?

— Что?

— Порошок.

— Какой порошок?

— Который ты нюхал носом.

— Каким еще носом?

— И еще ты ешь таблетки. — Мертвый мальчик рассказывает, что я сделал и что я делаю, и потихонечку отбирает у меня весь плед.

— Откуда ты знаешь?

— Я все про тебя знаю. Я тебя вижу насквозь.

— Ничего ты не видишь. Ты вообще на меня не смотришь.

— Я тебя вижу насквозь. — Мертвый мальчик говорит: — И знаю все, что ты сделал.

— Я ничего не делал.

Как-то все странно. Так не бывает.

Мертвый мальчик говорит:

— Я все знаю, все вижу.

— Ничего ты не знаешь.

Мертвый мальчик говорит:

— И что вы делаете со Звездочкой, и как ты пихаешь в нее своего безобразника, и поливаешь ее этой белой штуковиной, когда кончаешь, и какие ты ешь таблетки, ну, да, синие и оранжевые, и как ты кормишь ими свою Звездочку. Я все вижу, все знаю.

— Это неправильно, — говорю. — У нас нет вообще ничего, ни денег, ни мозгов — ничего. А теперь нет и таблеток. Это неправильно.

Звездочка говорит:

— Это неправильно.

Мы со Звездочкой снова дома. Вернее, мы рядом с домом, который мой. Сидим прямо на улице. На бордюре у дороги, которая проезжая часть. Ночью опять приходил мертвый мальчик и сказал, что он меня знает.

Звездочка говорит:

— Нет. Это неправильно.

Да, неправильно. Мы сделали все, что должны были сделать. Съездили в Вульвергемптон, нашли дом, в который Коробок говорил, что нам надо прийти, отдали таблетки ребятам, которым их надо было отдать, а эти ребята отдали нам нашу долю таблеток, и мы их съели, таблетки, и у нас ничего не осталось, и мы вернулись домой, и сидим прямо на улице, на бордюре, и у нас нет вообще ничего.

— И так всегда. — Звездочка говорит: — Сколько мы всего делаем, и что в итоге? Вообще ничего. Почему с нами такое всегда?

Я смотрю на Звездочку.

— Нет, — говорю. — Все не так. Зачем ты так говоришь? Ну, что так всегда и бывает. — Звездочка хмурится, и я уточняю: — Ты сказала, что так всегда и бывает. Но так раньше не было никогда. У нас всегда были таблетки. Коробок нам всегда давал. Каждый раз. А теперь у нас нет ничего. Такого с нами еще не бывало. Раньше.

— И так всегда.

Я смотрю на Звездочку, как на дуру.

— Нет, — говорю. — Не всегда. Такое с нами вообще в первый раз. Потому что раньше такого не было. У нас всегда были таблетки. А теперь нет. Ну, таблеток. И это неправильно. Потому что мы очень старались, и ездили в Гемптон, и сделали все, что должны были сделать, и вдруг раз — и у нас нет вообще ничего. А так не должно быть. Как будто мы сделали что-то неправильно. А ведь мы все сделали правильно.

— Ты меня не понимаешь. — Звездочка говорит: — Когда я сказала, что так всегда и бывает, я имела в виду то, что ты сам говорил. Помнишь, что ты сказал самое первое? Когда мы только здесь сели? Ты сказал, что у нас нет вообще ничего — ни денег, ни мозгов. И я с тобой согласилась. Сказала, что с нами такое всегда. Ну, такая беда. То есть не то чтобы с самого рождения. Я не это имела в виду. Я имела в виду, что чем дальше, тем хуже. — Звездочка говорит: — Когда мы родились, у нас были мозги. Такие большие и синие. Целых два мозга. Один — у тебя, а другой — у меня. На каждого — по одному. И у нас были деньги. А потом... потом мы стали их тратить. Ну, на таблетки. И из-за этих таблеток у нас не стало ни денег, ни мозгов. Но мы ели таблетки, и нам было классно. А теперь у нас нет вообще ничего. Ни денег, ни мозгов, ни таблеток. И это неправильно.