Усиги, который шагал рядом с завёрнутой в большой платок бутылкой, на это только улыбнулся. Вокруг была такая тишина, что Кёго почудилось, что он услышал эхо собственного голоса, пришедшего откуда-то с территории храма. Кроме них здесь никого не было. Кёго, собственно, и не ожидал ответа от своего друга, ибо его слова представляли собой монолог или песню, исходящие из его груди. Окружающая природа держала его в своих ласковых объятиях, и он почувствовал, что нежнее японской природы ничего не существует.
Огромные старые криптомерии покрывали территорию храма Энкакудзи, и вместе с соснами они создавали своеобразную тёмно-зелёную ширму, за которой виднелась сакура с бледно-белыми лепестками своих распустившихся цветов. Кёго не ожидал, что сегодня впервые после более чем десятилетнего отсутствия увидит перед собой цветущую сакуру, но даже она казалась ему призрачной в своей бледной красоте.
— Насколько я помню, я никогда не получал удовольствия от любования цветами сакуры, разве только ночью, ибо кругом всё было покрыто пылью и заполнено толпами людей… Как всё отличается, когда любуешься ею в таком чистом, тихом окружении. Мне нравится этот храм, как ты говоришь, он называется — Энкакудзи?
— Да, Энкакудзи. — Усиги улыбнулся. — Ты знаешь, от нечего делать я начал читать книги о Камакура и многое узнал. Я мог бы стать гидом. Этот храм и Зал Света в храме Кэнтедзи самые прекрасные. Я тебе покажу его позже.
Кёго взглянул на двухэтажные ворота храма с их толстой соломенной крышей, которая высоко возвышалась среди криптомерий и сосен. Территория храма была аккуратно убрана, и посыпанные песком дорожки были тщательно разметены.
— Здесь есть монахи?
— Да, есть.
— Но они, наверное, не покидают храм?
— Они занимаются медитацией, собирают милостыню или пьют сакэ.
— Милостыню? Но кто в наши дни может им что-нибудь подать?
— Они идут в деревню. Если там монахов кормят, значит, дела там не так плохи.
— Ты сам похож на монаха. Особенно твоя голова!
— Я серьёзно думал пойти в монахи. Я многого не знаю об этом, но в прошлом многие отказывались от бренного мира и уходили из дома. Похоже, тогда было легко поступить в монастырь, но сейчас это вряд ли так.
Они стояли в тени и могли видеть, как поднимается воздух от нагретой солнцем поверхности земли. Тропа, ведущая к монашеским кельям, вместе со ступеньками была высечена в скале, и на ней были видны прилипшие после вчерашнего дождя лепестки цветов сливы.
Они остановились перед расположенным около тропы небольшим прудом, на поверхности которого отражалась цветущая рядом сакура, и наблюдали за лениво плавающими в нём сазанами.
— Я никогда раньше не замечал, что сакура настолько прекрасна.
— Я знаю места, где её цветы ещё более красивы.
Они поднимались по небольшому склону вдоль зарослей бамбука, которые были обвиты красными цветами камелии.
— Немного впереди находится могила «Безграмотного монаха», который был первым настоятелем этого храма. Она представляет собой простую кучу камней.
— Ты, действительно, хорошо всё знаешь, и из тебя мог бы получиться отличный гид. Но меня не интересуют слишком большие подробности из истории буддийских обрядов. Меня полностью удовлетворяет спокойная прогулка по территории храма в этот прекрасный весенний день. Я глубоко чувствую, что это настоящая японская весна, сонная и мягкая. Весна в Европе тоже прекрасна, но она другая.
Бамбук шелестел от дуновений ветра. Они поднялись по каменным ступеням и увидели наверху ворота, а прямо за ними маленький сад, от которого исходил какой-то необъяснимый свет. Это было хранилище Солнца Будды и мавзолей великого сёгуна Токуминэ, основателя храма.
— Вот мы и здесь! — объявил Усиги тоном гида.
Они вошли внутрь, и Кёго невольно остановился, потрясённый открывшимся перед ним видом. Освещаемая полуденным солнцем магнолия с её распустившимися белыми цветами поднималась на фоне тёмно-голубого неба рядом с цветущей сакурой. Это было неописуемо красиво. Великолепие цветов отражалось на открытых панелях дверей мавзолея. Толстые, пышные лепестки магнолии и лёгкие возбуждающие цветы сакуры перемешивались, как собрание бесчисленного количества освещённых солнцем морских ракушек, которые, в свою очередь, излучали из своей глубины мягкий и нежный блеск.
Кёго продолжал неподвижно стоять, наслаждаясь красотой.
— Я забыл, — он вздохнул. — Нет, я, скорее, никогда раньше не видел, насколько великолепны цветы сакуры.
Читать дальше