Не знаю, как долго я сидел молча, но слезы остановились и мир затих.
— Я пытался убежать от этого, Адам. Я просто пытался убежать.
— Но сейчас ты не убегаешь, Зак.
— Я думаю… думаю… думаю, что…
— Что ты думаешь, Зак?
— Что в душе жалел, что Сантьяго в тот момент направил пистолет не на меня. Ты понимаешь, о чем я?
— Понимаю.
— Я жалел, что не умер вместе с ними.
— Часть тебя и умерла, Зак.
Я посмотрел на сидящего напротив Адама. По его лицу текли слезы.
— Но, Зак, другая часть тебя жива. Ты выжил, Зак.
— Ты плачешь.
— Такое бывает со мной иногда.
Мы долго сидели молча.
— Ты плакал, когда Рафаэль рассказывал о своем сыне.
— Да, плакал.
— Мы причиняем тебе боль?
— Нет. Вы трогаете меня за душу, Зак.
Это прекрасно, — хотелось мне сказать, но я промолчал. Я ничего не сказал. Мы просто сидели и улыбались друг другу. Это было приятно. Мне хотелось сказать Адаму, что я его люблю. Не знаю, что меня сдерживало. Я сдерживал себя.
Внезапно зазвонил мобильный. Адам извиняюще глянул на меня.
— Я обычно выключаю телефон, но… мне нужно ответить на этот звонок. Ты не против?
Я кивнул. Адам настоящий профессионал. Если бы звонок не был действительно важным, он бы не ответил на него. Наверное, он касается его семьи.
Адам вышел из кабинета, показав мне рукой, чтобы я ждал.
Я кивнул и повел с Адамом воображаемый разговор. Люблю я это дело.
— Ты, наверное, это знаешь, но я хотел тебе сказать, что… очень тебя люблю. То есть…
— Я знаю, Зак. Я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Наверное, такое случается — пациенты начинают любить своих психотерапевтов.
— Да, случается.
— Ты не против?
— Я не против.
— Это хорошо, потому что, кажется, я буду любить тебя теперь вечно.
Адам улыбается. Затем смеется. И у него такой приятный смех, что мне становится очень, очень хорошо.
— Прости, — извинился Адам, войдя в комнату. — Звонил один из моих сыновей.
— С ним все в порядке?
— Да.
— Хорошо. Он счастливчик.
— Я тоже счастливчик. — Адам задумался ненадолго. — Ты многое пережил, Зак. Ты не заслужил всего этого. Не заслужил. Я говорил тебе, что ты храбрый. Помнишь?
— Помню.
— Я был прав.
— Я знаю, что ты собираешься сказать.
— И что же?
— Не недооценивай себя, Зак .
— Именно это я и собирался сказать. — Его лицо посерьезнело. — Я счастлив за тебя, Зак. Ты даже не представляешь, как я за тебя счастлив.
— Кажется, я тоже счастлив.
— Кажется?
— Уху. Меня мучает вопрос: почему Сантьяго оставил меня жить?
— Может быть, потому что любил тебя?
— Я думал об этом.
— Ты веришь в это?
— Я хочу верить в это, если это так и есть.
— Мы этого никогда не узнаем, Зак. Могу я открыть тебе секрет? Иногда, Зак, мы остаемся лишь с тем, что сами себе вообразим.
— Мне нужно это обмозговать.
— Мне тоже.
Я посмотрел ему в глаза. Не серые. Совсем не такие, как у мамы.
Я мог бы вечность смотреть на его лицо.
— Адам?
— Да, Зак?
— Помнишь тот мой сон, в котором я ухожу с отцом и бутылкой?
— Помню.
— Я знаю, что олицетворяет в нем мой отец. Смерть. И я знаю, что олицетворяет Рафаэль. Жизнь. В том сне я выбирал смерть. Я же хочу выбрать жизнь, Адам. Я любил отца, но я должен его отпустить. Это нормально, Адам? Могу я это сделать?
— Да, Зак, это нормально. Ты должен его отпустить.
— Но я чувствую себя виноватым… за то, что не выбираю отца.
— Твой отец мертв, Зак. И знаешь что еще? Ты любил отца, поэтому и чувствуешь себя виноватым за то, что хочешь выбрать во сне Рафаэля. Но ведь это говорит о том, что у тебя есть сердце, Зак. И оно бьется. Твое сердце бьется. Ты только представь себе это, Зак.
Адам. Его улыбка переворачивает мне душу. В хорошем смысле. В хорошем, прекрасном смысле.
Воспоминания
С этими зависимостями есть одна большая проблема — одна зависимость сменяет другую, и так постоянно. Я это к тому, что у меня новая зависимость: воспоминания. Я не шучу. Это так странно, необычно и непривычно — желать вспоминать. И это вызывает и плохие, и хорошие чувства. Плохие, по той простой причине, что в прошлом случались плохие вещи. Хорошие, потому что воспоминания помогают мне избавиться от всех этих плохих вещей, освободить мое тело от них. Вот такие у меня сейчас мысли: мое тело, мой разум и сердце были самой настоящей свалкой с огромной кучей хлама и мусора. А теперь… я прибираюсь.
И это причиняет боль.
Читать дальше