Бенджамин Саэнс - Я пел прошлой ночью для монстра

Он начал что-то говорить, но оборвал себя и лишь спросил:

— В два часа, Зак?

— Да, ладно.

Я вошел в кабинку и уставился на дневник Рафаэля. Перелистнул страницы и остановился на аккуратной записи. Сам того не заметив, я уже читал ее.

В этом сне все деревья были голыми, без единого листочка, а зимняя ночь беззвездной и темной. Я брел куда-то без куртки. Не помню, что я так отчаянно искал, но я был голоден и истощен, и думал лишь о том, как мне холодно. Я никогда еще так не замерзал. Я проснулся. На улице было все еще темно, мое одеяло валялось на полу. Укрывшись, я задавался вопросом, что же искал.

Я — скиталец на земле. Бродяга. Это была моя последняя мысль перед тем, как я снова уснул.

Утром все мои мысли занимала листва деревьев. Я зашел в лабиринт с такой картинкой в голове: я стою под солнцем и с небес медленно летят зеленые листья. И я снова молод.

Я провел подушечками пальцев по словам. По бумажным клочкам, заполненным словами.

Я представил себе Рафаэля, стоящего в центре лабиринта, под ярко светящим солнцем, в дождем осыпающих его летних листьях. Представил себе его улыбающимся и рассмеялся. И попытался представить себя рядом с ним.

— Что у тебя там происходит? — постучал Адам пальцем по своему виску.

— Не знаю.

— Хорошо. Что происходит здесь? — он приложил ладонь к сердцу.

— Не знаю.

— Знаешь.

— Я не попрощался с Рафаэлем.

— Знаю.

— Я не смог.

— Понимаю.

— Правда?

— Прощание, порой, может быть монстром.

— Да.

— Это неплохо — любить кого-то так сильно, что это причиняет боль.

— Ты не знаешь. Ты же — не я.

— Как бы странно это не звучало, Зак, я кое-что знаю о боли. И кое-что знаю о любви. И это факт.

— Но ты ничего не знаешь обо мне. Ты говоришь, что видишь меня, но это не так. Ты не видишь. — Мои губы снова дрожали. Нет, нет, нет, не плачь, Зак, не плачь, не плачь, не плачь. Но тело не слушалось меня. Я поднялся, чтобы уйти, но встав, не смог сдвинуться с места. Я почувствовал обнимающие меня руки Адама. Я плакал, прислонившись к его плечу. — Я потерялся, — прошептал я. — Адам, я потерялся. — И я начал говорить вещи, которые не собирался говорить, слова, которые душили меня, застряв в горле. — Мне нужен отец, Адам. Мне он очень нужен. Я не знаю, где он. И мне больно. Мне больно, Адам, очень больно.

Я не отрываясь смотрел на конверт с моим именем на нем. Глубоко вздохнул и открыл его. И нашел там слова Рафаэля:

Закария,

Я хочу о многом сказать тебе, но в то же время не знаю, с чего начать. За годы писательства я понял, что мне удается подобрать правильные слова, когда я начинаю писать. Наверное, ты уже знаешь, что я по-настоящему верю в слова. Верю в их силу, в их способность ранить и способность исцелять. Может быть, поэтому я оставляю тебе свой дневник — потому что эти исписанные страницы часть той работы, которую я провел над собой. Может быть, поэтому я пишу тебе сейчас — потому что хочу сказать что-то, что может тебе помочь. Ни в коем случае не принимай это как снисхождение. Мне пятьдесят три, а тебе восемнадцать, но это не значит, что я умнее или даже просвещеннее тебя. Единственное, что я на самом деле знаю — я наконец-то начал узнавать сам себя. Надеюсь, Зак, что ты сделаешь то же самое раньше меня. Надеюсь, ты не будешь ждать и терять время.

Однажды ты признался мне, что ведешь с людьми воображаемые диалоги. Я тоже. Вот такой у меня был с тобой:

Я: Ты попрощаешься со мной?

Зак: Я не могу.

Я: Не сделаешь мне одолжение? Пожалуйста, перестань смотреть в пол и посмотри на меня.

Зак: Ты говоришь со мной как с маленьким ребенком.

Я: А ты не веди себя как ребенок.

Зак: Ты собираешься в качестве прощального подарка прочитать мне нотацию?

Я: Посмотри, пожалуйста, на меня.

И ты, Зак, смотришь на меня. И я протягиваю тебе свой дневник и говорю: вот мой подарок для тебя.

Тогда ты, Зак, говоришь: Я не могу его принять. Эти слова — твои.

Я: Может быть, я хочу, чтобы у тебя остались мои слова.

Ты качаешь головой.

Я: Возьми.

Я кладу свой дневник в твои руки.

Зак: Я должен кое в чем признаться. Я читал твой дневник.

Ты отворачиваешься, боясь увидеть выражение моего лица.

Я же, улыбаясь, говорю: Я знаю.

Зак: Знаешь?

Я: Да, Зак, знаю.

Зак: Почему ты не сказал мне, что знаешь об этом?

Я: По той же самой причине, по которой ты не сказал мне, что читаешь его. Может быть, мы оба слишком сильно любим держать в себе секреты. Может быть, нам стоит перестать это делать?