Мне хотелось спросить его, почему он страдал, но я сдержался.
— У тебя была нелегкая жизнь, да, Зак?
— Нормальная.
— Это неправда.
— Да, наверное. У тебя она тоже была несладкая.
— Это не оправдывает того, что я пил.
Он так это сказал, как будто и пить уже бросил. И так, как будто был зол на себя.
— Может, оправдывает.
— Нет, Зак, не оправдывает.
— Ну почему это так тяжело?
— Ты замечательный парень, Зак, ты это знаешь? — вдруг сказал Рафаэль.
Мне захотелось плакать.
— Прости, — прошептал он. — Я знаю, ты не любишь, когда тебя хвалят.
Это вызвало у меня смех. Не знаю почему, но Рафаэль тоже засмеялся. Может просто за компанию со мной.
— Это больно — все помнить? — спросил я.
— Ужасно больно, Зак.
— Эта боль когда-нибудь пройдет?
— Нам остается только в это верить.
Мне чертовски хотелось в это верить.
1
Я не хотел есть, но все равно пошел на завтрак, и так как я припозднился, столовая уже успела опустеть. За одним из столов сидел парень, и я решил присоединиться к нему. Ну, было бы некрасиво проигнорировать его и сесть в другое место. Покопавшись в голове, я выудил его имя: Эдди. Я хорошо запоминал имена. Этот парень был ровесником Рафаэля и попал к нам всего лишь пару дней назад.
Опустив тарелку на стол, я выдавил из себя улыбку.
— Привет, Эдди.
— Привет, — ответил он и нахмурился. — Не помню, как тебя зовут.
— Зак.
— Точно.
Он не казался заинтересованным в дальнейшем общении. Не нужно было к нему подходить. Черт, теперь уже не уйдешь.
— В какой ты группе? — Это единственное, с чего мне пришло в голову начать разговор.
— В «Я отсюда уже ухожу».
— Но ты только что приехал.
— Это место — не моя марка джина.
Я растерялся, не зная, что сказать. В этот момент я почему-то решил составить список людей, которые выдерживали тут не больше недели. Я этого просто не понимаю. И злюсь. Может быть, я злюсь, потому что эти люди делают как раз то, что я сам хочу сделать? Может быть, они храбрецы? Ведь они возвращаются домой. А меня что здесь держит? Да, я все еще учусь, но мне восемнадцать — то есть, я достаточно взрослый. Так что же меня здесь держит? Почему я не иду домой? Может быть, просто здесь прячусь?
Эдди некоторое время разглядывал меня.
— А ты какого хуя тут делаешь?
Я не знал, что ответить, поэтому промолчал.
— Ты веришь в Иисуса, парень?
Странный вопрос.
— Наверное, верю.
— Он что-нибудь сделал для тебя? Он что-нибудь сделал для кого-нибудь из нас?
— Я об этом не задумывался, — сказал я.
— Я дам тебе совет. Здесь тебя оберут до нитки и вышвырнут снова на улицу. Так что не трать своих ебаных денег.
— А ты, значит, хочешь вернуться и продолжать пить? — Слова сами выскочили изо рта, я даже не знал, что хочу это спросить. Иногда я себя неслабо пугаю.
— А это, блять, твое дело?
Я уставился в свою тарелку. Я испугался, что он сейчас ударит меня, и начал внутренне дрожать, как всегда дрожал, когда меня собирался ударить брат. Меня захлестывала паника. Боже, как же я ненавидел это чувство, ненавидел, и не мог ни шевельнуться, ни заговорить. Не знаю, как у меня получилось, но я каким-то образом заставил двигаться свои ноги. Заставил двигаться руки. И добежал до ванной как раз вовремя, чтобы меня вырвало в унитаз. Я сидел с ним в обнимку, пока в моей голове не перестал кружиться вихрь из слов. Потом встал и вымыл лицо. Успокоившись, я направился в курительную яму и зажег сигарету. Наблюдавший за мной Шарки спросил:
— Как себя чувствуешь, приятель? Ты бледный какой-то.
— Съел что-то не то, — ответил я.
— Ну да.
Меня взбесило то, как он сказал это «ну да». Иногда мне хочется хорошенько его поколотить. Неужели так трудно оставить человека в покое, когда ему плохо?
2
Когда настало время занятий в группе, мне уже слегка полегчало. Полегчало, но не отпустило.
Из головы не выходил вопрос Эдди о том, что Иисус сделал для меня. Сделав глубокий вдох, я попытался выдохнуть мучивший меня вопрос, но, конечно же, понимал, что таким образом не избавлюсь от обуревавших меня мыслей. Нельзя просто взять и выдохнуть беспокойство. Нельзя выдохнуть смятение.
Это один из видов лечения тут, называется «дыхательной гимнастикой». Шарки с Рафаэлем пользуются ей, но послушайте, нельзя же ожидать, что все станет зашибись, как только ты сделаешь вдох и выдох. Иногда вместо глубокого дыхания я считаю. Чем я и занялся сейчас — оглядел комнату и принялся считать. Почему-то меня это успокаивает. С уходом Марка в группе осталось семь человек. Марк провел в этом месте тридцать дней и вернулся к семье. Вернулся трезвенником. Да уж. Что-то я немного волнуюсь за него. Марка так и не отпустила злость, да и жизнь на улице не прошла бесследно. Как и у Шарки. Может, ему уже никак не стать домашним, и жизнь в доме с женой и детишками не осчастливит его, не укротит дикого зверя внутри. В его глазах слишком много огня. Кажется, он может спалить им любого, на кого наткнется, и без всякой на то причины. Есть в нем что-то дикое такое.
Читать дальше