Хантер Томпсон: Проклятие Гавайев

– Правильно, – сказал он, – позвони мне, когда заселишься. Я смогу показать кое-какие места, где до сих пор не вывелось древнее колдовство.

Он улыбнулся своим размышлениям:

– Точно, мы сможем спуститься к югу, в Город-Заповедник, и провести какое-то время с призраком капитана Кука. Черт, мы сможем даже понырять, если погода позволит.

Я положил книгу и немного прошелся. Впервые кто-то расскажет мне что-то интересное о Гавайях – местные легенды, старые войны, миссионеры, странная и страшная судьба капитана Кука.

– Город-Заповедник представляется любопытным, – сказал я, – осталось не так много культур с могучим ореолом святыни.

– Ага, – согласился Эккерман, – но сначала ты должен туда добраться, и сделать это быстрее, чем тот, кто будет тебя гнать.

Город-заповедник в Хонаунау

Двигаясь на юг, мы обнаружили внушительное размерами табу Паху (священную, огороженную землю), прилегающее к беглецкой Киве. Наш гид сообщил, что это гавайские заповедники пухонуас, о которых мы немало слышали от начальства и не только. Таких мест на острове только два; одно мы сейчас изучали, а другое – в Вайпио, на северо-востоке острова, в районе Кохалы.

Эти заповедники предоставляли надежное убежище беглым преступникам, которым посчастливилось обрести свою территорию, когда они улепетывали от карающей десницы закона.

Заповедник имел несколько входов, какие-то у самого моря, какие-то – прямо у скал. Сюда тянулись убийцы, воры, а также те, кто нарушил табу или потерпел неудачу при исполнении жестких ритуальных требований. Они спасались от сурового преследования и обретали укрытие.

Какому бы племени ты ни принадлежал, откуда бы ни явился, ты имел безусловное право на вход, хотя погоня за тобой велась вплоть до ворот города.

По счастью, ворота эти были открыты всегда, и как только беглец проходил через них, он должен был предстать перед истуканом и как можно быстрее извергнуть семя, выражая, тем самым, свою признательность за предоставленную безопасность.

Жрецы, а равно и их единоверцы незамедлительно умерщвляли всякого, кто осмеливался преследовать или докучать тому, кто хоть единожды пересек черту табу Паху и, как они считали, находился с того момента под защитой духа Кивы, божества, покровительствующего этим местам.

Нам не удалось выяснить необходимую для этого продолжительность пребывания в заповеднике; но она составляла не более двух-трех дней. По истечении данного срока беглец либо идет служить к жрецам, либо возвращается домой.

Заповедник в Хонаунау просторен и способен вместить громадное количество людей. Во время войны сюда приводили женщин, детей и стариков из соседних районов, где они и пересиживали, пока мужчины сражались. Здесь они ожидали разрешения конфликта и оставались невредимы в случае поражения их племени.

Судовой журнал Уильяма Эллиса (ок. 1850)

Эккерман хихикнул:

– Это явно утка.

– Но если ты туда попал, ты был полностью защищен?

– Точно, – ответил он, – даже боги тебя пальцем тронуть не смели, если ты прошел через ворота.

– Волшебно, – заметил я, – мне стоит подыскать подобное местечко.

– Ага. И мне. Потому-то я и живу там, где живу.

– Где?

Он улыбнулся.

– В погожий день с моего балкона открывается вид на Город-Заповедник. Он дарит мне ощущение комфорта.

Мне казалось, он не врет. Какой бы образ жизни Эккерман ни вел, у него явно должен был быть запасной вариант в загашнике. Найдется немного консультантов по инвестированию с Гавайев или откуда-то еще, которые могут уронить в толчок 747-го Боинга нечто, настолько важное, что сунут туда руку, дабы это вернуть.

Мы были одни под куполом, на высоте 11.000 метров над океаном, по меньшей мере, еще два часа. В Гонолулу мы прилетим где-нибудь на восходе. Глядя на Эккермана поверх моей книги, я видел, что он дремлет, при этом безостановочно почесывая руку. Глаза закрыты, а пальцы начеку. Его судорожные движения начинали действовать мне на нервы.

Стюардесса зашла нас проведать, но от вида эккермановской руки ее лицо завибрировало, и она быстро спустилась. У нас стояло ведерко со льдом, полное дорогого пива, и богатейший выбор маленьких бутылок со спиртным, поэтому нам некуда было спешить. Оставалось лишь присматривать за Эккерманом.

Наконец, он вроде бы заснул. В помещении было темно, свет поступал только от слабых настольных ламп, и я откинулся на диване, чтобы обмозговать материал для исследования.

Читать дальше