Чак Паланик - Колыбельная [litres]

Элен забирает у меня телефон. Она смотрит на меня, моргает – раз, второй, третий – и говорит:

– Что ты задумал?

Все, мне остается, может быть, единственный способ обрести свободу – сделать то, чего мне не хочется сделать. Остановить Нэша. Пойти в полицию и сознаться. Принять наказание.

Взбунтоваться против себя. Вот что мне нужно.

Противоположность погоне за счастьем. Мне нужно сделать что-то такое, чего я больше всего боюсь.

Нэш ест чили. Он сидит за самым дальним столиком в баре на Третьей авеню. Бармен лежит вниз лицом на стойке, его руки еще покачиваются над высокими табуретами. Двое мужчин и две женщины лежат вниз лицом на столе в кабинке. Их сигареты еще дымятся в пепельницах, они сгорели только наполовину. Еще один мужчина лежит в дверях туалета. Еще один мертвый мужчина растянулся на бильярдном столе, кий так и остался у него в руках. За баром кухня, там включено радио, но в динамике – одни помехи. Кто-то в грязном, заляпанном жиром переднике лежит лицом вниз на гриле среди гамбургеров, гриль потрескивает и дымится. Жирный сладковатый дым поднимается к потолку от лица мертвого повара.

Свеча на столе у Нэша – единственный свет в помещении.

Нэш поднимает глаза. Его губы испачканы красным чили. Он говорит:

– Я подумал, что тебе захочется поговорить спокойно. Чтобы нам никто не мешал.

Он в своей белой форме. Мертвый мужчина рядом – в точно такой же форме.

– Мой партнер, – говорит Нэш, кивая на тело. Когда он кивает, его хвостик, который торчит на макушке, как чахлая пальмочка, слегка подрагивает. Вся грудь его белой рубашки заляпана красным чили. Нэш говорит: – Давно уже собирался его убаюкать.

У меня за спиной открывается дверь, и в бар входит мужчина. Он останавливается на пороге и обводит глазами зал. Машет рукой, разгоняя дым, и говорит:

– Какого хрена?

Дверь захлопывается за ним.

Нэш наклоняет голову и лезет пальцами в нагрудный карман. Достает белую картонную карточку в желтых и красных пятнах от соусов и читает баюльную песню вслух, ровно и монотонно, словно считает – словно это не слова, а цифры. Точно так же, как Элен.

Человек в дверях замирает и закатывает глаза, так что видны только белки. Его ноги подкашиваются, и он падает набок.

Я просто стою и смотрю.

Нэш убирает карточку обратно в карман и говорит:

– Ну вот.

И я говорю: где ты нашел стихотворение?

И Нэш говорит:

– Догадайся. – Он говорит: – В единственном месте, где ты не сможешь ее уничтожить.

Он берет со стола бутылку пива и тычет горлышком в мою сторону.

Он говорит:

– Подумай. – Он говорит: – Подумай как следует.

Книга «Стихи и потешки со всего света» всегда будет там. Доступна всем, для всеобщего пользования. Лежит буквально на глазах. Только в одном месте, говорит он. И оттуда ее не забрать.

Совершенно без всякой связи мне вспоминается костер кровельный. И речные мидии. И Устрица.

Нэш отпивает пива, ставит бутылку на стол и говорит:

– Подумай как следует.

Я говорю: манекенщицы, все эти убийства… Я говорю: то, что он делает, это неправильно.

И Нэш говорит:

– Ты сдаешься?

Он должен понять, что секс с мертвыми женщинами – это неправильно.

Нэш берет ложку и говорит:

– В старой доброй библиотеке Конгресса. Которая – на деньги налогоплательщиков.

Черт.

Он окунает ложку в миску с чили. Подносит ложку ко рту и говорит:

– Только не надо читать мне лекцию на тему: некрофилия – как это плохо. – Он говорит: – А то получится из серии «чья бы корова мычала». – Нэш говорит с полным ртом чили: – Я знаю, кто ты.

Он глотает и говорит:

– Тебя все еще разыскивают для дознания.

Он облизывает губы, испачканные в красном чили, и говорит:

– Я видел свидетельство о смерти твоей жены. – Он улыбается и говорит: – Признаки сексуального контакта, произведенного после смерти?

Нэш указывает на пустой стул, и я сажусь.

Он подается вперед, ложась грудью на стол, и говорит:

– И это был лучший секс в твоей жизни. И не говори мне, что нет.

И я говорю: заткнись.

– Ты не сможешь меня убить, – говорит Нэш. Он крошит сухарики в миску с чили и говорит: – Мы с тобой очень похожи.

Я говорю: в моем случае это – другое. Она была мне женой.

– Жена или нет, – говорит Нэш, – но мертвая есть мертвая. Как ни крути, это некрофилия.

Нэш зачерпывает ложкой сухарики в чили и говорит:

– Убить меня – для тебя это равносильно самоубийству.