Джейн Остин - Мэнсфилд-парк

Я намеренно воздерживаюсь называть в этом случае сроки, пусть каждый будет волен назначить их сам, сознавая, что непросто излечиться от неодолимой страсти и перенести свою неизменную любовь на другого, на это разным людям потребно отнюдь не одинаковое время. Я единственно прошу каждого поверить, что в точности тогда, когда это стало естественно для Эдмунда, и ни одной неделей ранее, он потерял интерес к мисс Крофорд и так загорелся желанием жениться на Фанни, как только она сама того желала.

При том, как относился к ней Эдмунд с давних пор, какой нежностью отзывался на ее невинность и трогательную беспомощность и все более ценил ее растущие достоинства, что могло быть естественней такой перемены? Он по-братски любил ее, направлял, защищал с первых же дней, когда десяти лет от роду она появилась у них в доме, душа ее прежде всего воспитывалась его попечением, его доброта оберегала ее покой, на нее неизменно было направлено его пристальное и совсем особое внимание, и от сознания, что он занимает в ее жизни такое важное место, она была ему дороже всех в Мэнсфилде, — остается лишь прибавить, что ему предстояло научиться предпочитать мягкое сиянье светлых глаз блеску глаз темных. И при том, что он постоянно был с нею рядом и доверительно с нею беседовал, а чувствам его, как это всегда бывает, благоприятствовало недавнее разочарование, мягкому сиянью светлых глаз не потребовалось много времени, чтоб затмить все остальное.

Однажды ступив на сей путь к счастью и ощутив, что шаг сделан, Эдмунд не видел в этом ничего неблагоразумного, ничего, что могло бы его остановить или замедлить движение по этому пути; ни сомнений, достойна ли его Фанни, ни опасений, что у них противоположные вкусы, ни нужды отказываться от привычного представления о счастье из-за несходства нрава. Не таковы были душа Фанни, ее натура, ее мнения и привычки, чтобы их требовалось хотя отчасти утаивать или обольщаться ими в настоящем, надеясь, что в дальнейшем они станут совершенствоваться. Даже в разгар своей последней влюбленности он признавал Фаннино умственное превосходство. Как же должен он был ценить ее ум теперь? Конечно, она слишком хороша для него; но ведь каждый не прочь владеть тем, что слишком для него хорошо, и Эдмунд решительно и настойчиво стремился к этому благу, и едва ли возможно, чтоб ему пришлось долго ждать награды. Хотя была Фанни робка, полна волнения и сомнений, но так его любила, что не могла иной раз не подать ему твердую надежду на успех; однако лишь много позже поведала она ему всю дивную и удивительную правду. Когда он узнал, что так давно любим, что давно отдано ему такое сердце, счастье его было безгранично, и, высказывая его и себе и ей, он был вправе облечь свои чувства в слова самые выразительные; дивное, должно быть, то было счастье! Но счастлива была и другая душа, и того счастья словами не передашь. Пусть никто не воображает, будто способен описать чувства девушки, получившей заверения в любви, на которую она едва ли осмеливалась надеяться.

После того, как обоим стали известны их чувства друг к другу, их не ждали никакие затруднения, никакие преграды из-за бедности или несогласия родителей. Этого союза сэр Томас желал еще до того, как ему стали известны их намерения. Пресытясь отношениями, основанными на честолюбивом и денежном интересе, он все более ценил безупречность жизненных правил и чистоту натуры и, превыше всего стремясь соединить крепчайшими узами все, что осталось ему от домашнего благоденствия, с. искренним удовлетворением размышлял, что, весьма вероятно, два молодых сердца, связанные многолетней дружбой, станут друг для друга утешением в постигшем каждого из них разочарованье; и довольство, оттого что сбудется его надежда обрести в Фанни дочь, и радостное согласие, каким он ответил на почтительную просьбу Эдмунда, и счастливая уверенность, что, получая Фанни в дочери, он приобретает подлинное сокровище, разительно не походили на его первоначальное об этом мнение, когда впервые обсуждался приезд бедной девочки в Мэнсфилд; так само время делает неизбежным разительное несходство между планами и последующими решениями смертных — ради их собственного просвещения и развлечения ближних.

Фанни была как раз такой дочерью, какую он для себя желал. Своим милосердием и добротою он воспитал для себя первейшую свою отраду. Щедрость его была с лихвой вознаграждена, и его великодушные намерения в отношении ее того вполне заслуживали. Он мог бы сделать ее детство счастливей; но, неверно рассудив, держался с неизменной суровостью, и тем лишил себя в ранние годы ее любви; теперь же, когда они подлинно узнали друг друга, их взаимная привязанность необыкновенно укрепилась. Поселив Фанни в Торнтон Лейси и с неизменною добротою заботясь, чтобы ей там было уютно, сэр Томас почти всякий день стремился увидеть ее либо там, либо в Мэнсфилд-парке.