— Сжалься над моим ребенком! Помилуй мое дитятко!
Набросив на головы платки, чтобы мужчины не видели их лиц, они крутились в бесмедрешах, подходили вплотную к мужчинам и плакали:
— Люди, помолитесь за Лею, дочь Ханы-Двойры! Люди, прочтите псалмы за Симхе-Меера, сына Фейги-Годл…
Мужчины читали псалмы, отцы давали детям новые имена: мальчикам — Хаим, чтобы те долго жили; Алтер, чтобы достигли старости; Зейде, чтобы дожили до того времени, когда станут дедушками. Девочек нарекали: Хая, Алте, Бобе [126] В переводе с древнееврейского имя Хаим означает «жизнь», в переводе с идиша Алтер — «старик» (Хая и Алте — формы женского рода), Зейде — «дедушка» ( идиш ), Бобе — «бабушка» ( идиш ).
. Некоторым даже давали три имени сразу. Коли на небесах записана злая судьба для одного имени, то уж для второго, третьего не должно быть дурной записи. Если у матери оставался только один сын, тот единственный, кто прочтет по ней кадиш, она одевала его с головы до ног в полотняный наряд. Мальчишки из бедных семей гонялись за сынками богачей, одетыми в белые капоты и шляпы:
— Мертвый ангел! Ешь райские яблочки!
Но матери не хотели снимать со своих единственных сыночков эти наряды. Если на небесах им уготована судьба носить белые одежды — саваны — то пусть носят их при жизни. Может, тогда настоящие саваны им, дай Боже, не понадобятся.
Бедняки оживились. Им больше не давали сахара и прут, только деньги — кто грош, кто алтын, а кто и десять копеек. Каждый вечер, перед тем как запереть бесмедреш, шамес реб Куне согнутым куском проволоки выуживал монеты из закрытых, отяжелевших от милостыни кружек для сбора денег на помощь Земле Израилевой [127] Начиная с XVI века в еврейской диаспоре проводилась халука, сбор средств на помощь малоимущим евреям, по религиозным мотивам живущим в Земле Израилевой. К концу XVIII века халука распространилась очень широко. В каждой синагоге, практически в каждом еврейском доме стояли так называемые «кружки раби Меера-чудотворца» для сбора денег.
. Свечи он уже не прятал: под бимой не осталось места, столько свечей жертвовали бесмедрешу [128] Одно из «народных средств», которые применялись при опасности, угрожающей всей общине (эпидемии и т. п.) или отдельной семье (например, тяжелые роды); принято жертвовать свечи синагоге.
.
— Уж как пошло, — говорил он, — так и не остановишь.
Тем временем эпидемия распространялась все дальше и дальше.
Женщины стали ходить на кладбище.
Склоняясь к гробам, они просили каждого умершего ребенка, чтоб тот побежал и похлопотал за других на небе.
— Беги к пресвятым матерям! — кричали они. — Скажи, что уже довольно…
На могиле каждого цадика зажигали свечи, оставляли записки [129] См. примечание на с. 16 (на самом деле — на с. 19, примечание 20).
. На кладбище поставили столы с бумагой, чернильницами и перьями и брали по восемнадцать грошей за каждую записку. Желающих было много, и писцы торопили их:
— Имя ребенка, имя матери, восемнадцать грошей. Скорее, люди ждут!
Бесплодные женщины расстилали вокруг кладбища полотно и, сколько выходило ткани — все отдавали невестам-бесприданницам. Другие скручивали фитили для свечей и тоже клали их вокруг. Так они «закрывали» кладбище, чтобы оно больше не принимало мертвецов. Но им это не удалось.
Эпидемия все усиливалась.
Реб Мейерл, раввин, созвал всех горожан на собрание.
— В Бялогуре поселился грех! — кричал он. — Люди, покайтесь! Может быть, тогда Бог смилостивится. Из-за грехов одного человека может, Боже сохрани, погибнуть множество младенцев…
Людей охватил трепет. Они начали выискивать грешников, шпионить друг за другом. Женщины следили, не собираются ли в субботу у Шимшона-лекаря музыканты и служанки. В городе поговаривали, будто они танцуют там все вместе [130] Иудаизм запрещает мужчинам и женщинам танцевать вместе.
, поэтому женщины все время стояли на страже. Кроме того, в город вызвали хозяина публичного дома на песчаной окраине и приказали ему немедленно выгнать единственную еврейскую девушку, приезжую, которая работала у него вместе с шиксами. Хозяин, осевший здесь солдат с Подола, еврей в русской рубахе навыпуск и широких штанах, стал торговаться [131] Имеется в виду киевский Подол. В Киеве евреям было запрещено проживание, а на Подоле — разрешено.
.
— Ребе, — сказал он, — надо, чтобы у меня работала одна еврейка. Эти свиньи так хотят…
Поскольку ребе упорствовал, хозяин попытался прикрыться богоугодным делом.
Читать дальше