Исроэл-Иешуа Зингер - Йоше-телок

— Ребе, — сказал он, — она ведь сирота. Куда она пойдет?

Но раввин рассердился, пригрозил, что не даст ему читать в синагоге кадиш по родителям, если он не выгонит еврейскую бесстыдницу, и тот сдался. Он волновался за кадиш.

Богачи стали допрашивать банщика, кто из женщин реже прочих ходит в микву. Мужья следили, чтобы их жены покрывали головы как положено, чтобы из-под парика не выглядывала ни единая прядь, чтобы не было видно ни одного завитка: ни на шее, ни над ушами. Отцы следили, чтобы у дочерей была закрыта шея, чтобы они не ходили с голыми руками.

Раввин велел сочинить прокламацию. Юноши из бесмедреша, у которых был красивый почерк, написали воззвание стройными, будто печатными, буквами и расклеили на всех стенах синагогального двора, до миквы и богадельни.

«Волей Всевышнего, да славится Его имя, — гласила прокламация, — дошло до нас, что народ Израилев преступил Святой Закон. Женщины, помилуй Боже, носят под париками собственные волосы. И они не покрывают волос на лбу и за ушами, что есть большой грех, ибо это — срам, и всем известно, что такого не должно быть во Израиле. Кроме того, кормящие матери неосмотрительно кормят детей у дверей дома, на глазах у мужчин и юношей, проходящих мимо; они обнажают грудь, что приравнивается к сраму. Девицы же неосмотрительно ходят без рукавов и с обнаженной шеей. Кроме того, они поют, что есть грех, ибо голос женщины и даже голос девицы — это срам, мешающий произносить благословение. Также дошло до нас, что девицы расчесывают волосы в субботу, что равносильно зажиганию огня в субботу. И потому, в великом гневе небес, кара обрушилась на наших младенцев, не повинных ни в каком грехе. Да исчезнет смерть на веки вечные, аминь. И потому мы взываем, стучась в ворота Израилевы: непотребство должно прекратиться. Женщины, а также девицы, должны прикрывать свое тело. Все кровати следует отодвинуть друг от друга на расстояние в локоть, и женщины должны брить голову. Бедных женщин будут, с Божьей помощью, брить за счет общины; бритье будет проходить каждый день, в микве, у банщицы, по предъявлении записки от габая. Также, с помощью Всевышнего, община будет устраивать для бедняков бесплатные омовения в микве. И придет избавление для народа Израилева, и Всевышний скажет злому Сатане: довольно, и исчезнет смерть. Так говорим мы, убитые горем, выводя эти строки дрожащими руками, в тоске и унынии. Изгони из себя срам.

Под сим подписались:

Раввин реб Мейерл и женский ребе, реб Борехл.

Молодой Меир-Юда, сын блаженной памяти великого раввина, мудреца реб Шмуэля-Зеэва, глава святой общины.

Смиренный и ничтожный Борех, сын божественного ангела, пламенного столпа, реб Нисна из Торбина, и внук цадиков, проповедник святой общины.»

Всех евреев города охватил порыв набожности. Женщины натягивали чепцы и парики на уши, заматывались в шали — только глаза да кончик носа выглядывали на свет божий. Юноши после свадьбы не позволяли себе и шуткой переброситься со своими молодыми женами. Даже мальчишки из хедера не пропускали ни слова в молитвах. Ремесленники не пели за работой непристойных песенок, а служанки, идя на речку за водой, не позволяли извозчикам приставать к себе. Но это не помогло.

Эпидемия все усиливалась.

Раввин реб Мейерл вместе с реб Борехлом, женским ребе, снова созвали всех в синагогу и прокляли тех, кто грешен и не сознался в этом. Посреди недели, прочитав слихи, шамес реб Куне зажег большие свечи, как в вечер Йом Кипура перед молитвой «Кол нидрей». Йоше-телок притащил доску для обмывания покойников и поставил ее в углу. Габаи вынули из орн-койдеша свиток Торы. Все собравшиеся надели талесы и китлы [132] Широкий белый халат, который в Средние века евреи носили по праздникам и субботам; потом китл стали надевать во время молитвы на Йом Кипур, а также в Рош а-Шана и к пасхальной трапезе. . Реб Куне трижды стукнул деревянным молотком о стол для чтения Торы, и раввин стал громко, пылко читать с пергамента:

— «С ведома общины и по решению раввинского суда мы обращаемся к тем, кто грешен, будь то мужчина, женщина, юноша или девица, коренной житель или приезжий, чтобы они сознались в своих грехах перед общиной, ибо великое несчастье постигло наш город, дети мрут как мухи. Из-за грехов одного человека может, Боже сохрани, погибнуть целый город, и нам надо бы, как в давние времена, когда мы жили на своей земле, выйти за городские ворота и сказать: наши руки не запятнаны этой кровью! [133] Дварим, 21:7. Ибо тот, кто виновен в этом грехе, подобен тому, кто напал на человека в поле и убил его. Безвременно оборванные жизни малых детей взывают к нам. Пока Храм не отстроен, раввинский суд приравнивается к Храму, и нам даны высшие полномочия, поэтому мы стучим в ворота народа Израилева и говорим: будь проклят тот, кто скрывает свои грехи, будь то мужчина, женщина, молодой подмастерье или девица, еще не знавшая мужчины, коренной житель или приезжий, да сгинет его имя и да поразит слабость его чресла, да останется он посмешищем и позором в памяти Израиля, да отнимутся его руки, да ослабеют его ноги, да иссякнет его мужская сила, чтобы он никогда уже не смог произвести потомство. А если это женщина, да лишится она разума, да сгинут ее дети и да станут их имена назиданием для прочих, аминь!»