Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Генерал Бандерас бросил монету. Донья Лупита, изукрашенная перстнями и ожерельями, заправляла игрой, сидя под пестрым зонтом на цветной циновке между кофейной жаровней и ступкой для толчения кукурузной муки.

— Лягушка!

— Ква! Ква!

По злокозненному капризу тирана, льстивый и не в меру суетливый Начито участвовал в игре наряду с другими куманьками. Зеленая маска смаковала яд оскорбления, который со вчерашнего дня разъедал его душу. Скривившись в ядовитой улыбке, тиран прошамкал:

— Лисенсиат Вегильяс приготовьтесь. В следующей партии вы будете моим партнером. Постарайтесь быть на высоте своей репутации, не роняйте ее. Да, никак, вы дрожите? Такой молодец и так разнюнился! Стаканчик лимонада очень вас подкрепит. Милый лисенсиатик, если не возьмете себя в руки, очень и очень повредите своей репутации! Не грустите, лисенсиат! Рекомендую, лимонный напиточек очень веселит душу. Договоритесь со старой ведьмой и устройте отвальную на славу: хорошо покидать этот мир с музыкой, а мы уж помолимся за упокой вашей души.

Начито, с опухшим от слез красным носом, раскачивался на расставленных циркулем ножках и тяжко вздыхал:

— Эта сильфида {121} из публичного дома погубила меня!

— Вы, кажется, начинаете бредить!

— Генерал, меня погубили призраки, души усопших! Пожалейте меня! Хоть капельку надежды, молю вас! Только одну-единственную капельку! Даже в самой проклятой богом пустыне розовый куст надежды кажет свои цветы! Человек не может жить без надежды. Любая самая ничтожная пташка и та имеет надежду: ветка под ней подламывается, а она поет, ибо знает, что есть крылья и они не дадут ей упасть. Рассветный луч и тот рождается с надеждой. Возьмите какое угодно существо, оно непременно украшает себя зеленым плащом богини надежды! Голос ее звучит во всем сущем! Лучистый ее взгляд проникает в самые страшные тюремные подземелья! Она утешает даже приговоренного к смерти, обещая ему помилование в последний момент!

Ниньо Сантос извлек из кармана сюртука платок монастырского служки и отер им свой череп:

— Чав! Чав! Похоже, милейший лисенсиатик, что вы сильно поднаторели в красноречии. Не иначе как сам доктор Санчес Оканья подзанялся с вами в Санта-Монике. Чав! Чав!

Прихлебатели радостно загоготали.

Донья Лупита, вертлявая и услужливая, обносила гостей прохладительными напитками, которые под лучом солнца светились всеми цветами радуги. Ниньо Сантос то прихлебывал лимонад, то поглядывал на старуху в кораллах, хлопотавшую с улыбчивой рабской угодливостью.

— Чав! Чав! Донья Лупита, порой мне кажется, что ваши чары нисколько не слабее чар царицы Клеопатры. Из-за четырех пустяковых бокалов вы произвели в стране бог знает какой тарарам. Вы усложнили обстановку куда больше, чем почтеннейший дипломатический корпус. Сколько бокалов разбил у вас полковник ла Гандара? Донья Лупита, меньше чем за один боливар вы запродали его революционным смутьянам! Такого и чары египетской царицы не натворили бы. Донья Лупита, судебное расследование, которого вы от меня потребовали, стало причиной множества роковых последствий: во-первых, оно явилось главной причиной измены полковника ла Гандары, во-вторых, ввергло в Санта-Монику сынка доньи Росы Пинтадо; в-третьих, Кукарачита Тарасена протестует против закрытия ее богоугодного заведения; и, в-четвертых, наконец, жалоба ваша послужила причиной дипломатического протеста со стороны министра его католического величества. Подумать только, ведь могут прерваться отношения с матерью-родиной! А вы, моя милая, стоите себе преспокойно и в ус не дуете! И еще, шутка сказать, четыре жалких ваших бокала стоимостью в грош, меньше чем в грош, побудили меня отказаться от упоительных лягушачьих концертов нашего славного лисенсиата Вегильяса.

— Ква! Ква!

Начито, чтобы пуще разжалобить тирана, подхватил насмешку, подражая кваканью и прыжкам лягушки. С пасторским отвращением тиран оборвал его:

— Хватит разыгрывать шута, господин лисенсиат! Ваши жалкие кривлянья никак не подействуют на наших добрых друзей, которым предстоит судить вас. Поймите, что это всё умы просвещенные, каких не сыщешь даже в парламентах дряхлой Европы.

— Ювенал {122} и Кеведо! — выпалил толстопузый гачупин, поглаживая рыжие свои баки и от избытка чувств работая кадыком, как кузнечными мехами.