И она вышла — теплое, как бы вопрошающее сияние было в ее глазах, лице, во всем ее существе.
Арвид первым очнулся от того состояния легкой, кратковременной дремоты, в которое оба они погрузились. Он даже видел что-то вроде сна — или, вернее, он все время сознательно наблюдал за этим видением. Там были земля и солнце, которые сияли друг другу, были пахарь и сеятель, но это было как бы единое целое, и земля имела цвет человеческой кожи, и ее холмы, ложбины между холмами напоминали тело женщины…
Солнце светило в лицо Арвида, пронизывало закрытые веки. На его руке лежала прекрасная голова спящей любимой женщины, которая лишь теперь, к этому моменту столь расслабленная, он чувствовал это — действительно принадлежала ему, была ему отдана. Он легонько сдвинул с ее виска коричневую прядь и затем долго и спокойно целовал; кожа пахла любовью.
Женщина открыла глаза, посмотрела на мужчину — своего мужчину — и сказала слабым голосом:
— А я так же красива, как та молодая мать, о которой ты давеча рассказывал?
Ответа, выраженного словами, не последовало.
* * *
— Смотри, как еще прекрасно утро, когда весь дом спит. Но теперь начнется будничная неделя с ее работами, заботами, напряжением.
— Красиво и это.
— Да, красиво — красивее всего, когда человек облагораживает мир. Посмотри на это старое, переходящее по наследству хозяйство здесь вокруг нас; сколь мощен дух его, и оно как бы независимо от людей, которые нынче живут тут и живы-то его дарами. По-моему, эта старая невестина светелка — святилище, атмосферу которого не хотелось бы нарушать ни низкими мыслями, ни вульгарным словом. У меня такое чувство, что теперь больше нельзя оставаться тут, что мне следовало бы встречать начинающиеся будни где-то в другом месте. Я думаю покинуть дом, прежде чем он проснется.
— Я последую за тобой куда угодно; последую за тобой сегодня и всегда. О-ох, как мне вынести это… это… не знаю, как и назвать. Знаю только, что все, что было до сих пор, было для этого — все, все.
— Ну что же, тогда — в путь. А на эти две ночи пусть опустится занавес сказки. Если когда-нибудь опять приедем в эти комнаты, они будут для нас местом воспоминаний, с которым не будет связано ничего низкого и пошлого. Если нам и предстоит пережить такое, то пусть это случится с нами в других местах.
Они отправились в путь — их дорогу освещало утреннее летнее солнце.
«Аамулехти» — выходящая в Тампере на финском языке влиятельная ежедневная газета. (Здесь и далее примеч. перев.) .
Кансакоулулайнен — ученик народной (начальной) школы.
Мийна Силланпяя — мать писателя.
На период летних отпусков штатных репортеров и корреспондентов редакции нанимают временных сотрудников — молодых людей, пробующих силы в журналистике.
Землячество выходцев из губернии Хяме.
«Ууси суометар» — газета, одна из крупнейших в Финляндии, впоследствии переименована в «Ууси Суоми».
19 января — день Хейкки и Хенрика.
Попурри — финский танец из четырнадцати и более фигур.
«Будем веселиться, покуда…» (лат.) — зачин средневековой студенческой песни.
Т. Т. Р. — финская аббревиатура от названия Рабоче-крестьянской партии.
Имеется в виду пастор Нюман — герой повести Марии Йотуни «Простая жизнь».
Передвижная школа по начальному обучению грамоте была организована церковью и Финляндии до учреждения народной школы.
Капланд — старинная мера площади, равная 154,3 м 2.
Альстрём, Розенлёв — крупные финские акционерные общества.
Армас (фин.) — милый, дорогой, любимый, прелестный. Используется как мужское имя.
Шюцкор (по-фински suojeluskunta) — полувоенная организация, нечто вроде сил самообороны или национальной гвардии. Запрещена в Финляндии в конце 1944 г.
«Из Кивеннапы» — ходячее финское выражение, означающее «из очень далеких мест», «из глуши». Кивеннапа — местечко в Карелии (сейчас за пределами территории Финляндии).
День всех святых отмечается в субботу между 31 октября и 6 ноября как день поминовения всех святых и мучеников.
Читать дальше