Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского

– Ах, друг мой, и он, кажется, счастлив, – сказала Мери, – как бы мне хотелось видеть эту Саломею!

– Боюсь я, что это какие-нибудь новые фантазии, проказы и больше ничего!

– Дочитай же письмо.

«Уведомь, пожалуйста, про Яликова: доволен ли он управительской должностью, которую ты ему дал? Будь здоров, до свидания».

– Чудак! ничего не написал обстоятельно!…

– Какой Яликов? – спросила Мери.

– Муж этой Саломеи.

– Где ж он? Какую ты дал ему должность?

– Он и не являлся; взял деньги на дорогу и пропал. Через несколько времени Рамирский получил второе письмо

от Дмитрицкого и вздрогнул. Оно было писано из Сибири.

«Ты, друг Федя, предлагал мне денег, звал к себе на житье. Я сбирался уже к тебе; но увы! судьба сослала меня вместе с Саломеей в Сибирь…»

– Маша! – вскричал Рамирский, – я предвидел, что Дмитрицкому несдобровать!… Слушай!

– О, боже мой! бедный Дмитрицкий, – вскричала и Мери с ужасом, когда Рамирский повторил первые строки письма.

«Да, душа моя, – продолжал читать Рамирский, – как это все случилось, по сю пору не пойму и не приду в себя. Помню только сквозь сон, что какой-то благодетельный гений посмотрел мне в лицо, узнал меня и крикнул: «А! говорит, тебя-то мне и нужно! Вот тебе пять тысяч на дорогу, десять тысяч в год жалованья, ступай в Сибирь, на мои золотые прииски!» Нечего было делать – поехал…»

– Ах! на душе отлегло! – проговорил Рамирский, вздохнув свободно.

Мери вместо слов поцеловала прослезившиеся его глаза и сама прослезилась.

– Ну?

«Надо было ехать, во-первых, потому, что я решительно предоставил распоряжаться мной судьбе или кому угодно; а во-вторых, необходимо было исполнить предсказание: оно у меня из головы не выходило: еще в малолетстве одна старая колдунья, которой я подставил ногу, сказала мне: «Сорванец, постреленок! быть тебе в Сибири». Вот я и в Сибири. И ты представить себе не можешь, как я счастлив, что выбрался из вашего житейского моря в пустыню, и конец приключениям».

– На долго ли-то конец приключениям?.

– Ах, не сглазь! – сказала Мери.

Роман под названием «Приключения, почерпнутые из моря житейского» впервые печатался, с июня 1846 года по январь 1848 года, в журнале «Библиотека для чтения».

Критика сразу же откликнулась на новое произведение Вельтмана, писателя широко известного в те годы. Белинский в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года», опубликованную в первом номере «Современника» за 1847 год, еще не дождавшись, когда роман будет закончен, писал: «Г. Вельтман обнаружил в новом своем романе едва ли еще не больше таланта, нежели в прежних своих произведениях, но вместе с тем и тот же самый недостаток уменья распоряжаться своим талантом… Большая часть… лиц изображены или очеркнуты с большим искусством. Ход романа очень интересен, в событиях много истины, но в то же время и много невероятностей. Когда автору нет средства естественно развязать узел завязки… Все делается по щучьему велению…» В этой статье великий критик указывал: «…все, что составляет слабые стороны Приключений, вышло из намеренного желания г. Вельтмана доказать превосходство старинных нравов перед нынешними».

Последнее замечание Белинского было вызвано тем, что Вельтман – славянофил по убеждениям – видел в старой патриархальной жизни свой общественный идеал и это нашло отражение в романе «Саломея».

В 1849 году роман вышел отдельным изданием в 2-х томах под названием «Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея». Вельтман внес много стилистических изменений в его редакцию, частично произвел сокращения текста. Этому изданию автор предпослал следующее предисловие: «Приключения, почерпнутые из моря житейского» печатались отдельными частями в «Библиотеке для чтения» в продолжение трех лет; 12 частей, составляющие приключения Саломеи и героя бывалых времен Дмитрицкого, предлагаем для многих не так, как новость, но как необходимое напоминание некоторых лиц, с которыми, может быть, встретятся читатели «Москвитянина» в продолжении Приключений. По самому заглавию книги можно понять, что это не собрание типов разных слоев общества; напротив, это очерки и характеры неопределенных личностей, резко отделяющихся от общества своею нравственною и физическою наружностию, странностями и даже безобразием. Этому соответственен и вымысел самих приключений. Жизнь подобных лиц, как Саломея и Дмитрицкий, не могла иначе идти как не через невероятные мытарства».