Машадо Ассиз - Записки с того света (Посмертные записки Браза Кубаса) 1974

В глубине за прилавком сидела женщина; в темноте не сразу можно было разглядеть ее желтое, изрытое оспой лицо. Однако, приглядевшись, вы с любопытством стали бы его рассматривать. Оно не было уродливо, напротив, на нем виднелись еще остатки былой красоты, да, именно красоты, безжалостно унесенной болезнью и преждевременной старостью. Оспины были ужасны; большие рубцы коростой покрывали это лицо, образуя бугры и рытвины, — оно казалось оклеенным чудовищно толстой наждачной бумагой. Сохранились, пожалуй, глаза, впрочем, выражение их было неприятное, даже отталкивающее; но, когда я заговорил, они вдруг просияли. Вылинявшие, бесцветные волосы казались такими же пыльными, как стекла в дверях лавки. На одном из пальцев левой руки сверкал алмазный перстень. Поверите ли вы мне, о потомки? Это была Марсела.

Я не сразу узнал ее, это было нелегко, она же узнала меня, как только я заговорил. Глаза ее вспыхнули, привычное выражение сменилось другим — полупечальным, полунежным. Первым ее желанием было спрятаться или бежать, но она быстро подавила в себе это движение души, поудобнее устроилась в кресле и с улыбкой протянула мне руку:

— Угодно что-нибудь купить?

Я не ответил. Марсела поняла причину моего молчания, это было нетрудно, ей, видимо, хотелось узнать, какое чувство преобладало во мне: был ли я потрясен увиденным или охвачен воспоминаниями. Она подала мне стул, сама села на прежнее место за прилавок и начала пространный рассказ о своей жизни, слезах, пролитых по моей вине, о тоске одиночества и своем разбитом сердце, об ударах судьбы, оспе, обезобразившей ее лицо, и о времени, усугубившем разрушения, вызванные болезнью. Ей пришлось продать все — или почти все. Один человек, любивший ее когда-то и умерший у нее на руках, оставил ей эту лавку, но, как будто в довершение всех зол, дела шли плохо, — может быть, люди не доверяли женщине-ювелиру. Потом наступил мой черед рассказывать, но я говорил недолго; моя история была коротка и малоинтересна.

— Ты женат? — спросила Марсела, когда я кончил.

— Нет еще, — ответил я сухо.

Марсела посмотрела на улицу отсутствующим взором, как человек, который пытается что-то сообразить или припомнить; я же мысленно обратился к прошлому, вопрошая себя, что же побудило меня совершить столько безумств. Разумеется, Марсела 1822 года отличалась от теперешней, но стоила ли ее былая красота хотя бы третьей части моих тогдашних жертв? Я искал ответа, разглядывая лицо Марселы. Нет, не стоила. А глаза ее — теперь я это понял — и тогда уже горели алчным огоньком. Но я не замечал этого — я смотрел глазами первого издания.

— Почему ты зашел ко мне? Увидал меня с улицы? — спросила Марсела, выходя из оцепенения.

— Нет, я подумал, что тут можно подобрать стекло к этим часам; придется искать в другом месте; прошу прощения, меня ждут.

Марсела грустно вздохнула. Я чувствовал себя ужасно скверно, мне хотелось поскорее выбраться отсюда. Марсела между тем позвала слугу, дала ему часы и, вопреки моему протесту, послала его в соседнюю лавку купить стекло. Делать было нечего; я снова сел. Марсела сказала, что она нуждается в помощи старых друзей; вот я, например, рано или поздно все-таки женюсь, она могла бы достать мне для свадебного подарка самые лучшие драгоценности по сходной цене. Она не сказала «по сходной цене», но ее намек был достаточно ясен. Я начал подозревать, что никаких несчастий, кроме болезни, с ней не случилось, что денежки ее были в целости и сохранности и что торговала она с единственной целью удовлетворить свою страсть к наживе, всегда глодавшую ее, словно червь. Впоследствии мои подозрения подтвердились.

Пока я размышлял, в лавку вошел какой-то низенький субъект без шляпы; он вел за руку девочку лет четырех.

— Как вы себя сегодня чувствуете? — обратился субъект к Марселе.

— Так себе. Поди сюда, Марикота.

Субъект поднял девочку и поставил ее на прилавок.

— Иди, — сказал он, — спроси у доны Марселы, хорошо ли она спала. Уж так она к вам просилась, да вот матери некогда было ее одеть. Что же ты, Марикота? Попроси сеньору благословить тебя. Вот так. Вы и представить себе не можете, какая она дома бойкая! Только о вас все время и говорит, а тут словно язык проглотила. Вчера, например… сказать, Марикота?

— Не надо, папенька.

— Что-нибудь натворила, шалунья? — спросила Марсела, лаская девочку.

— Я расскажу; мы учили ее на сон грядущий молиться пресвятой деве… и вот вчера она и сказала, робко так… что хочет она помолиться святой Марселе.