— Удивительно, — соглашалась я. — Природа и тут позаботилась о том, чтобы накопленное человеком — пусть это всего лишь зрительные впечатления — не пропало, чтобы ушло в жизнь неспешно, в порядке очереди.
Горная речушка Демерджи не просто пересекает двор напротив нашего подъезда — нет, ее нрав сложнее. Словно огорчаясь, что устье совсем рядом, что вот-вот кончится бег по суше и звонкие воды растворятся в море, она петляет и извивается между домами, оттягивая этот миг. В нескольких местах то коленом изгиба упирается в другие дворы, то огибает их по небольшой дуге. Русло ее тут довольно глубокое, берега крутые, укрытые кустарниковой чащобой, практически непроходимой, если бы вздумалось забраться туда. Поэтому чистить ее от мусора стоит трудов, на которые не всегда решается местная власть. Это немало огорчает.
Но радует то, что на улицах не обойтись без мостиков. Гуляя, мы то и дело оказывались на каком-то из них, каждый раз не похожем на другие. На каждом мостике мы останавливались и подолгу смотрели на воду. Наша славгородская Осокоревка несравненно менее полноводная, нам она казалась солиднее этой торопыжки, потому что несет воды медленно, с мудрым достоинством, незаметно глазу, а эта — точно игривое дитя, кувыркающееся на лужку.
Наступали сумерки, немного более быстрые, чем у нас, немного более густые. Вдалеке начинала покрикивать неясыть, простреливая тишину мистикой и подгоняя все живое к свету или уютному укрытию. Мы поспешили домой.
***
Утро выдалось просто волшебным, с моря повевало свежестью, в горных распадках гуляли сквознячки, на небо насунулась легкая облачность. По всему чувствовалось, что сильной жары не будет.
Маму я нашла на привычном месте, стоящей у раскрытого балконного окна и мечтательно посматривающей на море. Сама она никогда не говорила, чего хочет — не от несильных жажд, а потому что исполнять их было некому: родителей погубил немец, муж по своей восточной природе вниманием такого рода не баловал, а от детей участливости она стеснялась даже ждать. Потому-то и старалась я, когда она у нас отдыхала, отогреть ее, побаловать, душу ей отдать. Да не всегда это срабатывало — маме недоставало внимания тех, кто на него не способен был, а моя власть на них не распространялась...

— Пойдем сегодня на море, посидим на пляже, — предложила я.
— А я туда дойду? — мамины глаза засветились радостью, что я угадала ее желание.
— Должна дойти, но если будет тяжело, мы вернемся.
Она согласилась рискнуть, и после завтрака мы отправились. Совсем медленным шагом преодолели заросший алычой двор и оказались на улице, где почти не было машин, переместились на противоположную сторону, к перекрестку, а дальше пошли по платановой аллее вдоль последнего участка Демерджи перед ее впадением в Черное море.
Мама дошла до моря.
А. Эфрон. О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери. — М.: «Советский писатель», 1989 г.
О Павле Емельяновиче можно прочитать в моей книге об отце «Эхо вечности» или в опубликованных отдельно новеллах «След Махно» и «Аромат судьбы».
Грассирование, ротацизм, логопатия — нарушение артикуляции при произнесении звука «р», характеризующееся вибрацией язычка или всего края мягкого неба.
Неправильное произношение свистящих («з», «с», «ц») и шипящих («ж», «ч», «ш», «щ») звуков. Может быть обусловлена недостаточной подвижностью языка, тугоухостью и др. причинами.
Палатолалия, ринолалия — носовой оттенок голоса, резкое ослабление звучности и изменение тембра голоса, сочетающиеся с искажением звуков речи; развивается в связи с нарушением участия носовой полости в процессах голосообразования и артикуляции.
Сикорский И.А. Знаки вырождения. Он пишет: «Некоторые болезни речи носят на себе отпечаток дегенерации: заикание, шепелявость, картавость. … Недостатки произношения — одна из самых характеристических черт таких дегенеративных болезней, как идиотизм».
Золовка Цветаевой — это Елизавета Яковлевна Эфрон (1885—1976), «солнце семьи» Цветаевых-Эфрон — театральный режиссёр и педагог, режиссер-репетитор известного чтеца Дмитрия Николаевича Журавлева. Хранительница архива семей Цветаевых и Эфрон.