В редакции вскоре стало людно. Каждый вновь прибывший сообщал очередную новость, одну другой хуже. Говорили, будто восстание захватывает все новые уезды, будто там-то и там-то мужпки убили столько-то арендаторов и помещиков, будто в одном селе разыгралось настоящее сражение между войсками и бунтовщиками и с обеих сторон насчитываются сотни убитых и раненых, а в другой деревне мужики побили камнями и прогнали пехотный отряд, будто многие уезды совершенно изолированы от страны, так как крестьяне перерезали телеграфные и телефонные провода, будто повстанцы поймали какую-то помещицу, сорвали с нее одежду и голой, в чем мать родила, водили по селам, будто военный министр, сущий идиот, направляет на подавление восстания в тот или иной уезд мобилизованных оттуда же солдат, так что солдаты вынуждены стрелять в собственных родителей, братьев и сестер, и какой-то капрал, застрелив родного отца, попросил у своего капитана разрешения похоронить его (капрал был награжден и отмечен приказом по армии), будто в нескольких городках созданы части национальной гвардии для самообороны от возможного нападения банд озверевших мужиков, будто на границе уезда Ильфов этой ночью кавалерийская часть сумела лишь с большим трудом рассеять толпу в несколько тысяч мужиков, двинувшихся на Бухарест…
К одиннадцати часам важно, как министр, в комнату вошел Антимиу, толстый репортер в залоснившейся шубе и шапке под котик. Еще более потный, чем всегда, так как на улице припекало солнце, он равнодушно пожал кому-то руку, буркнул «бонжур, моншер» и плюхнулся на свободный стул рядом с Рошу. Появление Антимиу, обычно черпавшего политическую информацию из весьма высокопоставленных источников, уняло даже самых завзятых болтунов. Увидев, что для пущей важности репортер молчит, Рошу спросил его с иронией, но и с любопытством:
— Принес что-нибудь новенькое, Антимиу?
— Очень важную новость, начальник! — патетически воскликнул репортер. — К несчастью, она не для нашей газеты, хотя касается непосредственно нас всех, ибо речь идет о нашей судьбе…
— Да говори ты наконец толком, прекрати все эти литературные излияния! — с раздражением перебил его секретарь.
— Так вот — правительство пало! — заявил с той же торжественной горечью в голосе репортер. — Самое позднее завтра к вечеру у нас будет новое правительство!
И он рассказал, что премьер-министр только что был принят королем и доложил ему, что крестьянские беспорядки приобрели крайне угрожающий характер и срочно необходимы энергичные репрессии. Затем премьер-министр доказал, оперируя убедительными доводами, что для выполнения этой трагической миссии полностью положиться на румынскую армию нельзя, и попросил призвать на помощь австрийские военные силы, добавив, что только это может спасти страну от грозящей катастрофы. Но король категорически отказался прибегнуть к иностранному вмешательству для усмирения внутренних беспорядков и потребовал от премьер-министра другого решения вопроса, соответствующего обстоятельствам и достоинству страны. Не имея возможности предложить иной выход из положения, тем более что оппозиция даже сейчас не расположена пойти навстречу властям, премьер-министр вручил королю заявление об отставке правительства. Отставка в принципе принята, но, чтобы не усугублять хаоса, не будет объявлена публично, пока не станет ясно, к кому перейдут бразды правления. Так как весьма вероятно, что будущему правительству понадобятся чрезвычайные законы, ему необходимо сразу же заручиться поддержкой нынешнего парламента, что создаст, в столь сложных обстоятельствах, видимость национального единства и облегчит принятие суровых мер. Поэтому глава правительства и правящей партии должен проконсультироваться со своими друзьями и единомышленниками и вновь доложить королю. Но все это простые формальности, которые будут выполнены очень быстро.
— Другими словами, скатываемся в безрадостную оппозицию? — кисло спросил Рошу. — Подожди, узнаем, в курсе ли Деличану…
Он зашел в кабинет директора, и через несколько секунд на пороге вырос Деличану. Лицо его чуть раскраснелось.
— Что ты там рассказываешь, Антимиу?.. — крикнул он. — А ну-ка, зайди ко мне!
— Мы погорели, шеф! — патетически воскликнул репортер, направляясь нервной походкой в кабинет Деличану.
Титу Херделя выскочил на улицу. Слова Рошу будто вонзили ему нож в сердце. До сих пор он надеялся, что добросовестная работа обеспечит ему прожиточный минимум, и вот он снова точно лист, уносимый потоком. Да, чтобы не оказаться нежданно-негаданно выброшенным на улицу, надо поподробнее выспросить все у Рошу.
Читать дальше