Лист зеленый мирабели,
Жизнь отрада и веселье,
Коль не пьет Илие зелья!..
Смех прокатился по хоре и по толпе зрителей. Хохотал и высмеянный парнишка — Илие Кырлан {53} 53 Стр. 368. Кырлан — двухлетний жеребенок (рум.).
. Почувствовав всеобщую поддержку, цыган крикнул парню:
— Ты уж лучше помолчи, а не то я пройдусь и насчет твоей фамилии.
Все снова захохотали. Но хора продолжала струиться дальше цепью разгоряченных тел, словно ни на мгновение не останавливалась с тех пор, как началась, и не намеревалась никогда остановиться.
В глубине корчмы, за длинным столом сидели человек двенадцать самых видных и уважаемых людей на селе. Они беседовали уже давно, но никак не могли ни о чем столковаться, хотя подхлестывали свою решимость и разум все новыми и новыми стопками цуйки, которые уважительно и с готовностью подавал им Бусуйок, знавший, что столь достойные люди при расчете его не обманут.
Впрочем, и Бусуйок принимал участие в разговоре, как только улучал свободную минутку. Ведь речь шла о земле, а он, как любой крестьянин, тоже лишь о земле и мечтал; даже корчмой занялся от нужды, надеясь собрать деньжат, прикупить несколько погонов хорошей земли и окончательно стать на ноги. Собрал сегодня сюда народ на совет бывший староста Лука Талабэ, мужик саженного роста. Пока люди раздумывали и колебались. Каждый опасался, как бы господа не рассердились, если узнают, что мужики задумали купить поместье барыни Надины, и не перестали бы в отместку сдавать им издолу землю, не обрекли на голодную смерть. Лупу Кирицою, самый старый из собравшихся, со свисающими на плечи сивыми, точно теребленная конопля, космами и водянистыми голубыми глазами, спросил озабоченным голосом:
— Все бы это распрекрасно, люди добрые, но как нам быть, коли барыня вдруг возьмет да и скажет: «Не могу я вам продать поместье, потому как нет у вас таких денег, а мне все деньги на бочку подавай!»
Лука Талабэ, человек толковый, с еще молодым, энергичным лицом, тут же перебил старика:
— Подожди, дед Лупу, не падай духом! Если так рассуждать, то мы ни в жисть земли не купим. Такую кучу денег мы никогда не соберем, чтобы держать их в кошельке за поясом и выложить на стол, когда господа потребуют. Ты человек старый, вот и скажи — разве так делается?.. Если кто продать хочет, то дает рассрочку, идет на уступки, не приставляет нож к горлу, как ты говоришь, дедушка.
К их столу подошел корчмарь с бутылкой для Матея Дулману, молчаливого, хмурого мужика из Леспези, и сразу же горячо взял сторону Луки:
— Ежели дело за этим станет, можно одолжиться в банке, небось господа из банка придут нам на выручку, коли попросим их как следует. Покупать-то будем не что-нибудь — поместье, деньги верные, землю всегда можно снова продать…
— Правильно он говорит! — еще увереннее продолжал Лука. — И в банке сможем деньги достать, а главное, потом работать будем как следует, люди добрые, ведь на себя работать станем. Пока сложимся, дадим кто сколько может, все мы, которые здесь, да и другие помогут, и внесем задаток, а уж потом лицом в грязь не ударим, расплатимся сполна!
Марин Стан, худой, костлявый, с острым птичьим профилем, слегка охмелевший после нескольких стопок цуйки, вдруг яростно крикнул с конца стола, где он примостился:
— Главное — заполучить землю, а уж потом и господь бог у нас ее не отнимет!
Его торопливо поддержали:
— Верно! Обратно землю не отдадим! Это уж точно!..
Кристя Бусуйок метнул презрительный взгляд на Марина и тут же ему возразил:
— Не думайте только, что барин дурак и отдаст вам поместье просто так, за здорово живешь, пока не уверится, что получит свои деньги. И не надейтесь его обмануть, а потом сказать: денег-то у нас нет, но землю обратно не отдадим, потому наша она, хоть мы за нее и не заплатили… Эх, Марин, Марин, много тебе еще придется цуйки выпить, пока перехитришь старого барина!
— Да кому ж придет в голову брать землю задаром! — укоризненно заметил Лука Талабэ. — Только Марин так думает, но это цуйка в нем говорит.
Все одобрительно закивали, и только Марин Стан удивленно озирался, словно не понимая, почему люди рассердились, хотя он просто сказал громко то, что, по его разумению, думали все.
Лупу Кирицою, которого, видно, одолевали сомнения, укоризненно обратился к Луке:
— Эх, Лука, я тебя всегда считал человеком разумным, не пустобрехом, как же ты не видишь, что мы все здесь прикидываем, торгуемся, рядимся, а сами и не знаем толком, продается барское поместье или нет?
Читать дальше